Читать книгу "Коварная дама треф - Вячеслав Белоусов"

— У отца друг адвокат.

— Интересовались, значит? На всякий случай? Если за бугром какому-нибудь негру физиономию начистить? По пьянке.

— Я не пью.

— Там. А здесь?

— Я же говорю, увиделись через столько лет. Давайте мне очную ставку с Вадимом. Чего он хочет? Он сам?.. Сам написал заявление? Я не верю.

— Мартынов, успокойтесь. У вас будет теперь время все вспомнить и обо всем подумать. Главное не забывайте и второстепенное. У вас нет алиби на целых четыре часа.

— Дались вам эти четыре часа!

— Это важно.

— Один я был! Сидел, ждал на набережной, болтался где-то. Не помню.

— Вспомните. Кто вас видел в это время? Вспомните. Многое прояснится.

— Для кого?

— Для меня, конечно.

— Да зачем вам эти четыре часа? Нашли белое пятно в моей автобиографии!

— Не умничайте, Мартынов.

— Может, я любовью занимался? — зло сверкнул он глазами. — С женщиной любимой.

И пропел с вызовом:

Не гляди на женщин так с тоскою, Не старайся заглянуть под юбку. Это ничего, что мы с тобою До сих пор жениться не успели…

Шаламов не реагировал, ждал.

— Вам что? Имя ее надо? Она замужем.

— Мне надо, чтобы она подтвердила.

Мартынов опустил голову. Его увел наряд. Два вооруженных милиционера. Все как положено. Прошли по учреждению так, что вытрезвитель за секунды эти чуть не протрезвел. Так Шаламов и просил Вихрасова. Шок сделал свое дело. Мартынов между ними шел бледный, сжавшийся, даже головы не повернул в сторону Туманского, хотя тот и лез из своей койки в углу, тянулся к приятелю бывшему то ли крикнуть, позвать хотел, то ли спросить или сказать?

Шаламову надо было передохнуть. Он это почувствовал, особенно когда понаблюдал эту сцену из-за неприкрытой двери кабинета. Туманского сразу вызывать не стал, нельзя. Туманский новых, еще больших сил требовал, и Шаламов поблагодарил в уме смышленого опера Вихрасова, передававшего с «бойцами невидимого фронта» сверток для него с запиской: «Лично! Вскрыть по прочтении на конверте!» Шаламов вскрыл. Хитрец Константин и шутник! В свертке, правда, бутербродов не оказалось, но зато с пяток пакетиков черного кофе с сахаром радовали глаз, два вареных вкрутую яйца, розовый шмат докторской и булка «городская». Как ни похвалить родную милицию! Как ни вспомнить добрым словом! Моя милиция — меня спасает!

Хотелось от нахлынувших чувств покормить и Туманского, злодея, из-за которого он здесь муки принимает: всю ночь, бедолага, тоже небось мучился. Сейчас еще этот номер увидел с дружком своим! А потом совсем неизвестно, что с ним станет? Как про жену узнает… Ему, как Мартынову, не сообщить нельзя, ему карты все открывать придется… Главное действующее лицо!.. Но подумал, подумал… и не жадный, не коварства ради, а переменил свое решение; ради дела — незачем его кормить. Не заслужил. Да и злым если будет, — правда быстрей из него выскочит сама собой. Злость убивает и хитрость, и разум, если есть в нем какая червоточина, если хоть чуть-чуть прикоснулся Туманский к смерти жены, не скроет. А не прикоснуться не мог. Муж ведь. Близкий человек при всех понятиях и смыслах, как это в народе — муж и жена одно дьявольское отродье.

Шаламов успокоился, скомандовал ввести беднягу. Тот сразу от дверей к столу, к нему бросился.

— За что Мартынова увели?

— Спокойствие! Садитесь!

— Не сяду, пока не скажете! За что его арестовали?

— Вы мне нервы тут не демонстрируйте! Я повторяю, присядьте. Иначе встречу нашу и разговор этот я в другое место перенесу.

— Сажайте! Меня арестуйте! Я больше в той драке виноват! Я ее начал! И первым ударил! За что его?

— Сядьте! — заорал Шаламов, не помня себя.

Туманский медленно опустился на стул.

— Истерику мне будете закатывать! Постыдитесь. Доктор «скорой помощи». Кто убил Светлану?

Человек на стуле не дернулся, не вздрогнул, не пошевелился. Он даже голову не поднял. Только как бы прилип к стулу, вжался в него, как от удара, плечи сжал и согнулся весь.

— Молчать будем?

Туманский пошевелился. Шаламов увидел его глаза, вонзившиеся в него:

— Что вы сказали?..

И он сполз со стула, смялся, как тряпичная кукла, распластался, размазался на полу.

— Воды! — хотел крикнуть Шаламов, не получилось, он нагнулся над лежащим, повернул его мертвенно-бледное лицо к себе, глаза попытался открыть, за шею ухватиться — где эта пульсирующая, выдающая всегда жизнь, ниточка? Не находил.

— Ко мне! — бросился он к двери. — Помогите!

…Пришел в себя Туманский минут через пять. Вокруг него собрался весь персонал вытрезвителя: медсестра, доктор в белом халате и шапочке, кто-то звонил в «скорую», но все никак не удавалось связаться: телефон параллельный, а там все время говорили, пока послали сказать, пока то да это… Доктор поднял глаза на Шаламова:

— Обморок у вашего пациента. Ничего страшного. Шок. Нервный…

— Доктор, я его спросил… — Шаламов развел руками. — Мужичище-то вон какой! Илья Муромец. Боксер, рассказывали. Сам врач. А он прямо, как пацан…

— Бывает. Сюда привозят, сами понимаете, каких. Тут известное дело, как принимают… Душ на голову, а внутри пожар. А он ночь не спал. И вы с вопросами. Сами понимаете. Но ничего. Никакой «скорой» не надо, нет необходимости. Ему бы еще водички. И потом. Побольше жидкости.

— Водички?

— Знаете ли… Кровь. А водичка, она разжижает. Укольчик я ему сделал, но тоже не очень. Если сам попросит.

— Доктор, но мне работать с ним? — Шаламов потоптался, посмотрел на стол, на протокол начатый.

— И это можно. Только после. Надо подождать, чтобы успокоился.

— А сейчас?

— А сейчас. Что же. Вы из областной прокуратуры? Я вас как-то видел.

Шаламов хмуро хмыкнул, промолчал.

— Можно и сейчас. Что с ним будет? Обморок. Мы-то здесь. Работайте.

Через полчаса Шаламов продолжил допрос, вернее, начал, так как ничего узнать у Туманского он не успел. Главное Туманский уже знал, только ответа дать не успел. Теперь сидел на том же стуле, плохо соображая, отвечал медленно, невпопад, Шаламов не лез, не рвал ему душу, боялся, как бы тот опять не брякнулся. У него на допросах еще никто не умирал, но слышал, — бывали такие случаи.

К вечеру кое-как он закончил разговор с подозреваемым. И у этого, как у Мартынова, «белели» невыясненными пятнами несколько часов. Где был, что делал, он объяснил, но подтвердить его алиби не нашлось никого. Не смог назвать. Шаламов задержал и его, выписав постановление, потом начал отыскивать капитана милиции Вихрасова. Версия, подсказанная Игорушкиным, опять овладела его сознанием, теперь, после допроса врачей-приятелей, она совсем затерзала его, не давала покоя. А за окном давно уже наступил вечер. Следовало поспешать и ему.