Читать книгу "Коварная дама треф - Вячеслав Белоусов"

На кухне их уместилось пятеро. Раньше никогда такой гурьбой не собирались. Все как-то двое, трое. Заскочат на минутку: «Ты как?» — «Я нормально. А ты?» — «Путем». А тут сбежались все. И повода, вроде, никакого.

Раньше и объемами все были аккуратнее, одно слово — студенты, а теперь — сплошь врачи и сплошь габаритные. Откуда что взялось за какие-то год-полтора? Одна Инка Забурунова все еще светилась насквозь, только грудь выдавалась, а так — тонкие ручонки в обтягивающем белом свитере и ножки — длинные ходульки в голубых продранных на коленках джинсах.

Лаврушка Фридман и Семен Поленов обосновались на роскошном диване из гарнитура чуть ли не дореволюционных времен. Благородная кожа под ними тяжко хрустнула, но выдержала и в дальнейшем скрипела, не переставая, при каждом их движении, тоскливо и безнадежно. Оба от удовольствия закрыли глаза, но Инка все же втиснулась между толстяками, отвоевывая пространство острыми локотками и довольно повизгивая, для полной комфортности расширяла территорию, покалывая то одного, то другого острыми ноготками.

Димыч Гардов оседлал единственный стул, приняв от Фридмана его увесистую модерновую сумку с провиантом, а Эдик Мартынов, пощипывая гитару, блаженствовал на своем когда-то любимом месте — выше всех, на широком удобном подоконнике, потеснив Светкину драгоценность — крохотный цветок с васильковыми глазками в глиняном горшке.

Сам Вадим остался стоять на пороге кухни и, когда гости — приятели благополучно разместились, потолкавшись и поутихнув, хлопнул в ладоши, будто подавая команду, вопросил:

— Как обычно?

— А Туманская? — вырвалось у Забуруновой, она, как прежде, света белого не видела без подружки.

— Семеро одного!..

— Обидится!

— Слез будет!

— Это ее проблемы! — крикнул Вадим, завершая стихийное обсуждение.

— Как же так! Как без хозяйки? — бунтовала Инка.

— Слезы женщины… — поддакивал ей Поленов, погладив худенькое плечико.

— Слезы любимой женщины… — покачал головой, будто осуждая, Эдик, но в глазах его прыгали злыдни-бесенята.

Но Вадим уже принял от Димыча бутылку красного вина из Лаврушкиной сумки, поднял, подозрительно разглядывая ее на свет.

— Опять спер у предков? — обернулся он к кудрявому до безобразия толстяку. — Проказник ты наш.

— Не убудет, — хмыкнул Лаврушка. — Французское винцо.

— Алжирское, — поправил Семен. — Скиснешь с него. Сейчас бы водочки.

— А за чем же дело стало? — Вадим дернулся к холодильнику.

— Один черт, наливай, — опередил его Мартынов, ему не терпелось, он и бренчать перестал на гитаре.

Хлопнули по бокальчику, бутылка, хотя и велика была, кончилась; затянулись душистыми французскими сигаретами из той же сумки. Все знали, запасы были не Лаврушкины, его родителей. Он, хотя и громоздкий с виду, после института так еще и болтался, не определившись с профессией, обитая где-то на кафедре. Ждал, как решат «предки». Те спорили между собой в периоды, когда возвращались на некоторое время из Северной Африки, где в Алжире, Марокко или Тунисе — сам Лаврушка не интересовался, отец его спасал туземцев от особой заразы. Мать каким-то образом помогала, хотя единственной ее специальностью была ветеринария, говорить о которой она при людях стеснялась. Собственно, и вино, и сигареты, и многое то, что имелось в их доме и приносилось Лаврушкой, тоже было «из-за бугра». Поэтому, не успев выпить, Фридман тут же обычно начинал нахваливать и одновременно ругать буржуев, «у которых даже негры, спрыгнув с пальмы, уже без застенчивости права качают где-нибудь в конгрессах, а у нас и в туалете слова не скажи…».