Читать книгу "Элеанора и Парк - Рейнбоу Рауэлл"

Однако, впервые увидев Элеанору в автобусе, Парк думал не об этом. А о том, что выглядеть так, как выглядит она, — уже достаточно плохо само по себе…

Обязательно ли ей так одеваться? И так себя вести? Обязательно ли прилагать столько усилий, только чтобы отличаться от других?

Парк помнил, какое неловкое чувство возникло у него при виде Элеаноры.

А теперь…

Теперь возмущение сжимало его горло всякий раз, когда он думал о людях, смеющихся над ней. Когда он думал о мрази, писавшей гадости в ее учебнике… Он чувствовал себя как Билл Биксби, превращающийся в Халка.[41]

В автобусе непросто было притвориться равнодушным, но Парк не хотел еще больше навредить Элеаноре. Он сунул руки в карманы, стиснув кулаки, и сидел так все утро.

И все утро он мечтал ударить кого-нибудь. Или пнуть. На уроке физкультуры — сразу после обеда — он так выкладывался, что съеденный сандвич с рыбой запросился обратно.

Учитель физкультуры, мистер Кёниг, велел ему уйти с урока пораньше и принять душ.

— Проваливай, Шеридан. Сейчас же. Тут тебе не долбаные «Огненные колесницы».[42]

Парку хотелось, чтобы те чувства, которое он испытывал, были лишь праведным гневом и стремлением защитить и уберечь Элеанору. Чтобы к ним не примешивалось… кое-что еще… Ощущение, что эти люди потешаются и над ним.

Бывали моменты (не только сегодня, а каждый день с тех пор, как они встретились), когда он стыдился Элеаноры. Он видел, как разговаривают люди, и не сомневался, что речь о них. Гадкие моменты в автобусе, когда Парк был уверен, что все смеются над ними.

В такие минуты Парк подумывал: не отодвинуться ли от нее?.. Не разбежаться с ней, нет. Само это слово казалось диким и неуместным. Просто… слегка сдать назад. Вернуть те шесть дюймов, которые когда-то их разделяли…

Он вертел эту мысль в голове так и эдак… До тех пор, пока не видел Элеанору.

В классе за партой. В автобусе, где она ждала его. Над книжкой в кафетерии.

Где бы это ни случалось, как только он видел Элеанору — все мысли о шести дюймах исчезали из его головы. Он даже подумать не мог о том, чтобы отодвинуться от нее. Он вообще ни о чем не мог думать.

Кроме того, чтобы притронуться к ней…

Кроме того, чтобы сделать ее счастливой…

— Ты сегодня не идешь тусоваться? — спросил Кэл. — Я тебя правильно понял?

Они сидели в читальном зале, и Кэл поглощал жидкий пудинг со вкусом ириски. Парк — как мог — понизил голос:

— Кое-то изменилось…

— Кое-что? — переспросил Кэл, сунув ложку в стаканчик с пудингом. — Ты скурвился — вот что изменилось. Так бывает, да. Довольно часто в последнее время, кстати сказать.

— Нет. Вовсе даже нет. Понимаешь, тут дело в девушке…

Кэл подался вперед.

— Ты завел девушку? Типа того?

Парк почувствовал, что краснеет.

— Типа того. Да. Вообще-то, я не хочу это обсуждать.

— Но мы ведь придумали план….

— Это ты придумал план. Дерьмовый план, говоря между нами.

— Ты худший в мире друг, — сказал Кэл.

Элеанора

Она так нервничала, что не смогла притронутся к ланчу. Отдала Дениз свою индейку со сливками, а Биби — фруктовый коктейль.

По дороге домой Парк заставлял ее повторять его телефон. А потом все равно написал его в тетрадке. Элеанора спрятала номер среди названий песен.

«Пять к одному».

— Это пятерка, — сказал он. — Ты запомнишь?

— Да мне не нужно, — ответила она. — Твой номер уже в моем сердце.

— А это просто «три», — продолжал он. — Не могу придумать песню с тройкой. А вот «Лето 69». Тут запомни шестерку, а про девятку просто забудь.

— Ненавижу эту песню.

— Боже, я знаю… Слушай, не могу вспомнить ни одной песни с восьмеркой.

— «Восемь дней в неделю», — сказала она.

— Восемь дней в неделю?

— Это песня «Битлз».

— О… вот почему я ее не знаю. — Парк записал.

— Твой номер уже в моем сердце, — повторила она.

— Я просто боюсь, что ты забудешь, — тихо сказал Парк. И кончиком ручки отодвинул пряди волос, упавшие на глаза.

— Не забуду. Никогда. — Возможно, она будет повторять этот номер на смертном одре. Или сделает татуировку на своем сердце, которое Парк когда-нибудь наконец вырвет у нее из груди. — Я хорошо запоминаю числа.

— Если ты не позвонишь мне в пятницу, потому что забудешь номер…

— Может, дать тебе номер отца? И ты сам наберешь, если я не позвоню в девять.

— Отличная мысль, — сказал он. — Серьезно.

— Но не вздумай звонить в другое время.

— Я так себя чувствую, как будто… — Он рассмеялся и отвел взгляд.

— Как? — спросила она, подтолкнув его локтем.

— Будто у нас свидание. Глупо, да?

— Нет.

— Мы вроде как каждый день вместе…

— Но не вместе на самом деле, — сказала она.

— Словно у нас пятьдесят надзирателей.

— Жутких надзирателей, — прошептала Элеанора.

— Да, — сказал Парк.

Он сунул ручку в карман. А потом взял Элеанору за руку и с минуту держал, прижимая к груди. И это было прекраснее всего на свете. Она родила бы ему детей и отдала обе свои почки…

— Свидание, — сказал он.

— Почти…

19

Элеанора

Утром она проснулась с чувством, будто у нее день рождения. Так она просыпалась в настоящие свои дни рождения — в прошлом, когда можно было до отвала наесться мороженого.

Может, у отца есть мороженое? Если и есть, он его выбросит еще до прихода Элеаноры. Он постоянно намекал ей на лишний вес. Ну ладно: время от времени. Может, теперь, когда отцу нет до нее дела, ему плевать и на лишний вес?..

Элеанора надела старую мужскую рубашку в полоску и повязала мамин шейный платок — один из ее шейных платков — узлом на шее.

В дверях мама поцеловала Элеанору, пожелала ей хорошо развлечься и велела звонить соседям, если у отца что-то пойдет не так.