Читать книгу "Хикикомори - Кевин Кун"

– А все потому, что в жизни много всякого происходит, верно? А сейчас ведь экзамены, да? Вот это-то время как раз долго тянется, скажи? Будто за день вырастаешь на метр.

– Да и экзамены уже позади, – отвечает он.

– Боже мой! Ну ты и подрос за это время. Очень сильно. Это все из-за экзаменов, я тебе скажу. Мои дети в свое время тоже росли как на дрожжах. Как грибы после дождя! Вот уже и весна скоро кончится, хотя пока что вовсе так не кажется – даже и верить не хочется, правда? Даже герр Вольфрам из дома напротив затеял генеральную уборку: проветрил все, отмыл грязные окна, выгреб всякий хлам из подвала – прямо мешками выносил! Вот только Тиль – поверить не могу, что наш мальчик до сих пор так тяжело болеет. Уж точно болеет – не первый месяц носа на улицу не кажет! Это ведь даже ребенок знает: свежий воздух и смена обстановки любого на ноги поднимут. – Задумавшись, фрау Треттер чешет полусогнутым пальцем между бровей, тушит окурок в ящике с цветами и закапывает там же бычок. – Ну да господину доктору, видать, виднее. Парня как корова языком слизала. Странно, да? Уже и не погуляешь, в таком-то состоянии, молодежь нынче весь день только перед экраном и торчит.

– В каком состоянии?

Она достает из кармана фартука пачку сигарет, протягивает ему. Он вновь отказывается.

– Да, конечно, ты вовсе и не обязан со мной дымить. Только травиться, это как крысиный яд, я сама всегда говорю. – Булочница прикуривает. – Когда я прихожу ни свет ни заря, у него еще лампа горит. Затапливаю печи, а к шести появляются первые покупатели, те, кто на электричках приезжает. У него по-прежнему свет. Это же он не спит, да?

– Не знаю. – Ян в растерянности смотрит в пол, затем отводит глаза и выглядывает на улицу: дождь зачастил сильнее, порывы ветра то и дело окатывают влагой дверь.

– Я же сказала – от-кры-то! – снова доносится голос из домофона.

– Иду! – откликается парень и только было собирается протянуть фрау Треттер руку на прощание, но та уже отвернулась и, тяжело переваливаясь и оставляя за собой плотную завесу дыма, исчезла.

Ян быстро разувается, Карола дает ему тапочки. У входа в комнату Тиля стоят два ящика: из одного торчат горлышки бутылок, на другом корявым почерком написано «Личная гигиена». В гостиной Карола указывает ему на кушетку, приглашая присесть. Он разглядывает стопку журналов по дизайну и, погрузившись в свои мысли, принимается листать какой-то из них, пока Карола несет из кухни бутылку белого вина и две упаковки хлебных палочек.

– Будешь?

Он кивает. Она наливает ему бокал и, усевшись в ослепительно-желтое вольтеровское кресло напротив, откидывается и кладет ногу на ногу. Ее бокал был полон еще до этого. На ней короткая юбка выше колена, на блестящей коже, несмотря на долгую зиму, заметен загар.

– Его нет дома?

– Как же, он у себя.

– Тиль что, заболел?

– Кто это тебе сказал?

– Фрау Треттер внизу.

– Нет, вовсе нет, он не болен, ему просто нужен покой, – она трет коленку; Ян старается сделать вид, что не замечает этого. Снаружи раздаются раскаты грома, но молний не видно. – Я слышала, у тебя все отлично.

– Да, вполне, я совершенно доволен.

– И что теперь? Отправишься посмотреть мир?

– За этим я и пришел. Попрощаться. – Он берет хлебную палочку и принимается ее грызть.

– Куда направляешься?

– Ничего необычного – для начала в США, повидаться со знакомыми и тому подобное. Потом на юг, до самого Чили, пока не знаю, как буду добираться, но по большей части скорее всего по земле. Потом через океан в Новую Зеландию, по программе «Ворк энд тревел», ну, вот, как-то так.

– Будешь вкалывать на плантации?

– Да, именно.

– Как Оскар когда-то.

– Верно, как он. – От палочки остается лишь огрызок. Ян быстро смахивает крошки со свитера. На улице тем временем настолько разыгрался ветер, что стучат ставни, ходя ходуном. – Да, на лето что-то не похоже.

– Теперь только спасаться бегством. – За спиной у Яна возникает Анна-Мари, жестами упрашивая мать не выдавать ее. – У нас в планах провести три недели на мексиканском нагорье.

– А с кем?

– Над этим мы пока работаем.

Ян в задумчивости делает глоток, берет еще хлеба. Девушка, проведя руки по бокам от его головы, закрывает ему глаза своими маленькими ладошками. Он невольно вздрагивает и, выставив гриссини, словно волшебную палочку, произносит:

– Хм… Интересно, кто бы это мог быть?

– Это тот бандит, что не хочет никуда ехать!

Общий хохот.

– Бандитка, – поправляет мать Анна-Мари и, перемахнув через подлокотник, плюхается на кушетку рядом с парнем.

– Остаешься здесь?

– Нет, соскочу с рейса в США, – отвечает она. – Повидаться со знакомыми и тому подобное.

И подмигивает.

– С твоим парнем? Как его зовут, напомни?

– Ты имеешь в виду Кая?

Он кивает.

– Не-е, – протягивает она. – Мы уже сто лет как расстались. С тобой, разумеется! – девушка хихикает. Комнату озаряет вспышка молнии, но грома не слышно.

В гостиную входит Оскар, ставя в угол спортивную сумку.

– Ну и погодка.

Ян встает, чтобы поприветствовать его; их ладони смыкаются в крепком рукопожатии.

– Мои поздравления! – произносит отец.

– Спасибо.

Они присаживаются рядом с Анной-Мари; их локти и колени соприкасаются. Карола на кухне гремит посудой.

– Опустим ненужное вступление, – просит мужчина.

– Согласен.

– Отлично. На чем мы в прошлый раз остановились?

– О, это было довольно давно.

– Успел позабыть?

– Кажется, речь шла о том, что мы – Тиль и я – должны обрести форму. В смысле, сформировать характер, приблизительно так.

– Точно, – сияет Оскар. – Итак, повторим. Период, когда на вас накладывала свой отпечаток школа, подошел к концу. Как же события могут развиваться дальше?

– Предстоит повидать мир. И чем скорее, тем лучше.

– Добро, – он поглаживает щетинистый подбородок. – К двадцать первому году жизни, как мы и говорили, должно проявиться твое «Я».

Парень кивает. Анна-Мари, наведя на них смартфон, делает снимок и принимается что-то стремительно печатать.

– Более того, это «Я» должно осознать себя как таковое. Не просто как часть семьи или еще какого-то коллектива, а как индивидуума, то есть как нечто цельное, неделимое, как то, что не может полностью слиться с чем-то посторонним.

Ян продолжает кивать. Вторая упаковка хлебных палочек подъедена наполовину.