Читать книгу "Железные Волки. Время секир - Александр Кудрявцев"

Однорукий напал сразу, сделав ложный выпад в ухмыляющееся, заросшее жестким волосом лицо, и перевел удар в ногу. Улл легко разгадал его движения, чуть отклонив голову и блокировав секирой лезвие внизу. И тут же напал сам, едва не расколов череп мощным ударом второго топора в левой руке.

Но Пересмешник уже подавил приступ ярости. Ощутив привычную упругость в ногах, перевел послушное тело в состояние маятника, что обычно выводило из себя даже опытных бойцов.

Медведь грузно шел вперед, обрушивая удары, каждый из которых мог стать для противника смертельным, но тот оказывался неуловимым. Улл попытался прижать Эйнара к цепи воинов, наблюдавших за поединком. Однорукий, предвидя это, все время смещался в сторону, не давая загнать себя в ловушку.

С тех самых пор как он учился заново драться после потери руки, Пересмешник открыл для себя слабое место викингов: могучие воины, привыкшие воевать на море и в пешем строю, полагались на крепость ног и рук, но не на скорость и гибкость. А значит, привыкшие к обмену мощными ударами, они всегда будут теряться перед постоянно движущимся противником.

Медведь пытался достать его то одной секирой, то другой, яростно меся воздух. Пересмешник начал поддразнивать его: снова уходя с линии атаки, он надувал щеки и комично тряс руками, изображая неуклюжего противника. На лицах дренгов появились ехидные усмешки.

– Дерешься как баба! – заревел Улл, услышав редкие смешки.

– А ты пляшешь, как ручной медведь, – ответил Эйнар.

Его слова утонули в общем хохоте. Медведь побагровел и сделал глубокий выпад. Однорукий вновь ушел, не противопоставляя силу силе, но используя ее, чтобы провалить врага в пустоту. Улл пошатнулся, пытаясь сохранить равновесие, на миг застыл в воздухе и рухнул на колени.

Эйнар одновременным ударом обеих рук рубанул кисти, сжимавшие топоры. На дощатый пол полилась кровь. Улл Медведь принял поражение без крика. Ни один мускул не дрогнул на лице, когда он медленно поднялся на ноги. Глаза серой стали смотрели без страха.

– Твое лицо мне не пригодится, – сказал Однорукий, вонзил Ветер в пол, сжал кулак и ударил Улла в хрустнувшую челюсть. Тот рухнул на спину, закатив глаза. Эйнар опустился перед ним и быстрым движением перерезал глотку. Когда прекратились конвульсии, он вытер о дорогой шелк рубахи узкое лезвие кинжала.

– Медведь, а крови, как из свиньи, – сказал он. Воины приветствовали неунывающего Пересмешника лязгом оружия.

Ратмир крепко обнял друга и наконец-то перевел дух.

– Костер дымит вовсю, – доложил вернувшийся Альфгар. Он посмотрел на труп, раскинувший на полу разрубленные руки, на Эйнара и Ратмира и одобрительно кивнул.

– Значит, ждем гостей, – сказал Ратмир и повернулся к молчавшим пленникам: – Теперь вы в нашем отряде. Если ваши бывшие дружки прорвутся, они назовут вас предателями и прибьют гвоздями к этим стенам.

Раздумья были недолгими.

– Мы будем сражаться вместе с вами, – сказал один из них.

– Возьмите оружие убитых и идите к дверям, – приказал Ратмир. – Главное веселье впереди.

* * *

Трюм и его старшие дружинники почуяли неладное, после того как увидели черный дым, поднимавшийся с одной из башен. На их крики открыть ворота на стене появился один из уцелевших охранников Улла и заверил, что все в порядке, – это был знак берсеркам вернуться к морскому конунгу.

Вечером командующий лагерем отправил лодку к морскому входу в крепость из бухты. На борту находился человек, которому было дано указание доставить из ледника несколько бочек пива для отряда, вернувшегося с грабежей рыбаков, и отчитаться перед Медведем о походе. Ворота открылись, пропуская гонцов внутрь, но сумерки давно сгустились, а никто из посланцев так и не вернулся.

Мясник снова постучал рукоятью меча в ворота. На стену вышел тот же стражник и хмуро объявил, что Улл Медведь серьезно болен и будет говорить о делах не раньше наступления нового дня.

Ночью Трюм спал тревожно. Тяжелое предчувствие не давало спать, пока он не выполз из шатра, чтобы удвоить дозоры. Мясник посмотрел на черневшую между звезд крепостную стену. За ней было тихо. Слишком тихо, тише, чем хотелось бы.

Вернувшись в палатку и укрывшись шерстяным плащом, он уставился в полотняный потолок бессонными глазами. Потом поднялся, влез в тревожно звякнувшую тяжесть кольчуги, намотал обмотки, опоясался мечом с кинжалом и неслышно вышел в ночную темноту.

Перебросив веревку с разлапистым речным якорем за сруб крепостной стены, Мясник легко подтянул тело и мягко спрыгнул на настил. Огляделся. Никого. Предчувствие непоправимой беды саднило все сильнее.

Он обнажил меч и, пригнувшись, пошел вдоль стены, держась тени. Но даже не успел вскрикнуть, когда у лестницы чья-то рука стиснула ему рот. Лишь замычал, ощутив сталь ножа у кадыка.

– Смотри, – прошептал над ухом знакомый голос, – ты должен это увидеть.

Его подтолкнули вверх, на стену по широким ступеням.

Перед глазами Трюма открылся спящий лагерь, среди палаток мерцали тихие ночные костры, у которых сгорбились темные фигурки часовых. Со стороны перелеска раздался сдавленный крик, потом – лихой свист вперемешку с воплями о помощи.

Рука освободила рот Трюма. Он понимает, что тот, кто стоял сзади, ждал стонов и проклятий, и крепче сжал зубы.

Фигурки у костров тревожно шевелились, подхватывая с лежащих щитов шлемы и топоры. Из палаток выбегали неодетые люди с оружием, брызнувшие отовсюду человеческие струйки сливались в один поток, устремившийся к воротам крепости. «Открывайте! Быстрее!» – в окованные железом двери стучали десятки рук. В тишине над безмолвной крепостью Мясник услышал тихий смешок над ухом.

«Открывайте!» – голоса вопили, хрипели и выли, угрожая, проклиная, умоляя о спасении.

В лагерь Медведя ворвались черные всадники. Они рубили направо и налево, давили конями под предсмертные крики и хрип. Кто-то пытался бежать, кто-то защищался, но в движениях и тех и других сквозила тоска обреченных на смерть.

– Никакого сражения. Чистое убийство, – шептал голос рядом, – как ты любишь.

– Тебе это нравится?

– Да.

– Теперь ты ничем не отличаешься от меня, – произнес Мясник и с улыбкой слушал, как задрожал от гнева голос его убийцы.

– Сдохни! – взревел Ратмир. Его крик сорвался на злобный визг, и, умирая под ножом, Трюм щерил в усмешке желтые зубы. Падая со стены, он успел ощутить терпкий порыв ночного ветра.

Земля и трава, встретившие его внизу, уже не пахли.

Глава 11. Последняя песня

Беспробудно спавших в пещере за крепостью берсерков прикончили во сне. Пленных военачальников, служивших Медведю, решено было сжечь после заката следующего дня. Весь день на пропитанной кровью земле перед стенами павшей крепости возились трэли[12], убирая обобранные трупы и строя деревянные клетки для жертв Светоносному.