Читать книгу "Октябрьский детектив. К 100-летию революции - Николай Лебедев"

Навстречу полкам выехали эмиссары из Петроградского Совета; они собирали на митинги солдат и казаков и объясняли им, что, собственно, происходит.

По инициативе С. М. Кирова для беседы с Туземной дивизией была выслана мусульманская делегация, рассказавшая горцам об истинных намерениях начальства.

Части ехали в Петроград, для того чтобы отразить германский десант (такова была корниловская легенда. — Н. Л.), и к этому были подготовлены. Но сражаться с Временным правительством и Советами они не собирались.

Крымов рассчитывал, что он без боя приведет свой корпус в Петроград, а там уж было бы время подготовить всадников для подавления “большевистского” восстания. То, что произошло, было совершенной неожиданностью, и корпус, не подготовленный к этому, начал быстро выскальзывать из рук»[58].

29 августа воинские части Московского ВО стали грузиться в эшелоны. В Москве под командованием самого Верховского они направлялись на Могилев против Корнилова, а в Орле под командованием генерала Николаева — на Дон против Каледина. 30 августа Корнилов сдался. Пятидневная вспышка Гражданской войны закончилась единственным выстрелом — генерал Крымов застрелился.

* * *

Вроде бы Керенский добился своего, стал диктатором. Он вроде бы Верховный Главнокомандующий и одновременно министр-председатель, то есть без согласований с кем либо, единолично мог назначать министров. Тем не менее он оказался в полном одиночестве, всеми презираемый и всеми ненавидимый. Прежде всего, его ненавидела и презирала армия вне зависимости, кто на какой стороне стоял во время мятежа, оценившая в полной мере его низость и подлость. Его ненавидели и презирали Советы, в которых во время мятежа под давлением ФЗК в массовом порядке меньшевиков и эсеров вытесняли большевики. Так, они прочно взяли под контроль не только Московский и Питерский Советы, но и Иваново-Вознесенский, Красноярский, Иркутский. Шла жесткая борьба за Екатеринбургский Совет. Лишь во главе ЦИК Советов все еще заседала гоцлибердановщина, гадая, кто же ее повесит — мятежные генералы или путиловские рабочие. С Керенским остались, а точнее, стояли за ним все те же Терещенко, Коновалов, Некрасов, Рябушинские, то есть те, кто стоял и за Корниловым.

«Таково было стратегическое развертывание сил после корниловщины. Буржуазия, разбитая в борьбе с оружием в руках, благодаря самоотверженной помощи соглашателей, получила время для подготовки новой военной авантюры.

Это был прямой вызов. Большевики справедливо назвали это правительство правительством гражданской войны»[59].

Чтобы хоть как-то разбавить одиночество, Керенский решил ввести в свой кабинет двух военных, занимавших резко антикорниловскую позицию: в качестве военного министра — уже нам знакомого Верховского, сделав его генерал-майором. А в качестве морского министра — адмирала Вердеревского, только что выпущенного из тюрьмы, посаженного туда в июльские дни самим Керенским, якобы за разглашение служебной тайны. Дело было в том, что, когда тому прислали секретный приказ топить большевистские корабли, он принес этот приказ в Совет.

Александр Иванович Верховский начал свою деятельность министром разработки реформирования армии и с расстановки соответствующих кадров. Своим заместителем он поставил самого уважаемого в русской армии человека — генерала Маниковского. Начальником Генштаба стал генерал Потапов. Командующим Северного фронта, в зону ответственности которого входил и Петроград, стал генерал Черемисов. Генерал Бонч-Бруевич стал начальником гарнизона Могилева, который вместе с генерал-квартиромейстером Западного фронта генералом Самойло контролировали действия Ставки. В том же духе действовал и адмирал Вердеревский. Начальником Военно-морского штаба стал адмирал Альфатер, а командующим Балтийским флотом — адмирал Развозов. Так что новая корниловщина была исключена. Даже с учетом того, что Ставку возглавил корниловец генерал Духонин, а 3-й конный корпус по-прежнему находился в Гатчине и зависал над Питером. Кто же на самом деле занимался этой расстановкой? Ясно, что не Керенский с Терещенкой и не Ленин с Троцким. Уж не Маниковский ли со Сталиным? Во всяком случае, документов, подтверждающих или опровергающих эту гипотезу, никто никогда и нигде не найдет.

Тем временем положение на фронте лавинообразно ухудшалось. Мечты нового военного министра о реформировании армии стремительно превращались в «маниловщину». Он пишет:

«На станциях происходило нечто невообразимое. Армия разбегалась. Домой ехали и те 600 тысяч сорокалетних, которые были отпущены по приказу Временного правительства во исполнение плана сокращения армии, предложенного мной, и миллионы, которые по этому же плану должны были быть отпущены, но которых правительство отказалось отпустить»[60].

А все-таки жаль, что г-н Соколов, тот, который написал пресловутый Приказ № 1, вместе со всей гоцлиберданщиной не оказался на фонарном столбе. Для всех их современных сторонников и последователей приведем выдержку из воспоминаний генерала Верховского:

«Под прикрытием огня линейного флота немцы произвели высадку в Моонзунде. “Большевистский” флот Балтики, на который не надеялись как на боевую силу, оказал мужественное сопротивление. (Чего стоит только подвиг экипажа линкора “Слава”, заслужившего поистине бессмертную славу. Он уходил на дно после многочасового боя со всей немецкой эскадрой, закрывая собой проход ее к Петрограду через Моозунский пролив со словами в флагах расцвечивания: “Погибаю, но не сдаюсь” — Н. Л.) Войсковая же масса просто и без затей отказалась сражаться. Полк, посланный с материка на остров Эзель, “митинговал”, когда его подняли с квартир и отправили для погрузки в вагоны. Стоял вопрос: “Ехать или не ехать?”. Уговорили! Второй раз тот же вопрос решался на берегу при посадке на транспорт. Снова уговорили! Третий раз на пароходах — сходить ли на берег? Наконец, на берегу было принято окончательное решение: ни в какие столкновения с врагом не вступать, полк перешел к немцам. В этом и заключается причина, почему весь Моонзундский архипелаг сдался немцам едва ли не в три дня. Где же родина, честь, народ, в силы которого мы верим?»[61]

И вот за неделю до Октября Керенский со товарищи услышали из уст военного министра большевистский ультиматум:

«Мы слышим в докладах министров, что во всех отраслях государственного управления неблагополучно: у министра финансов нет денег, в министерстве внутренних дел нет никакой возможности бороться с нарастающей анархией, в военном министерстве, как я докладывал недавно, не удается провести ни один пункт принятой правительством программы, в министерстве промышленности и торговли замирают фабрики, останавливаются копи. Мы должны обсудить положение и выяснить, что же делать дальше. Я лично считаю, что корень всех, наших бед лежит в том, что мы продолжаем войну, не имея больше ни сил, ни средств на это.