Читать книгу "В диких условиях - Джон Кракауэр"

АЛЕКС

В тот же самый день Маккэндлесс послал открытку с аналогичным сообщением Джен Баррес с Бобом:

Привет, ребята!

Больше от меня никаких вестей пока не будет. Я отправляюсь пожить среди дикой природы. Берегите себя, я очень рад, что с вами познакомился.

АЛЕКСАНДР

Глава восьмая. Аляска

В конце концов, возможно, именно творческим личностям присуща дурная привычка бросаться в патологические крайности, способные подарить замечательные озарения, но тем, кто не в состоянии транслировать свои душевные раны в объекты искусства или великие мысли, такой образ жизни не подходит.

Теодор Рошак

«В поисках удивительного»

У нас в Америке есть традиция «ходить на Биг-Ривер», то есть, получив душевные раны, уходить в глушь, надеясь исцелиться, измениться, отдохнуть и так далее. И если раны твои не слишком глубоки, то это срабатывает точно так, как в том самом рассказе Хемингуэя. Но тут вам не Мичиган (или, если на то пошло, и не фолкнеровский Большой Лес на Миссисипи). Это Аляска.

Эдвард Хоагленд

«Вверх по Блэк-Ривер до Чалкиитцика»

Когда Маккэндлесса нашли на Аляске мертвым, а загадочные обстоятельства его гибели стали достоянием прессы и новостных программ, многие сделали вывод, что у парня было не все в порядке с головой. Опубликованная в Outside статья о Маккэндлессе породила целый вал почты, и авторы многих писем не стеснялись в выражениях в адрес Маккэндлесса. Крепко доставалось и мне, как автору материала, по мнению некоторых читателей, воспевавшего глупую и бессмысленную смерть.

Очень много негативной почты приходило с Аляски. «На мой взгляд, Алекс – просто псих, – писал житель расположенного у начала Стэмпид-Трейл поселка Хили. – Автор рассказывает о человеке, который по доброй воле отказался от небольшого состояния, отвернулся от любящих родных, бросил машину, часы и карту, сжег в костре оставшуюся в карманах наличку, а потом поперся в «дикие места», что к западу от нашего городка».

«Лично я совершенно ничего хорошего ни в образе жизни Маккэндлесса, ни в его доктрине единения с дикой природой не вижу, – сердился другой читатель. – Отправляясь в дикую глушь намеренно не подготовленным, лучше не станешь. Максимум прослывешь счастливчиком, если повезет выжить».

Еще один прочитавший статью в Outside спрашивал: «Как мог человек, собравшийся «несколько месяцев пожить на подножном корму», забыть первую заповедь бойскаута – «будь готов»? Как и ради чего мог сын обречь на вечные страдания своих родителей?»

«Если Кракауэр не считает Криса Маккэндлесса, то есть «Александра Супербродягу», идиотом, то он сам идиот, – предположил еще один житель Аляски. – Маккэндлесс давно уже сорвался в пропасть, а на Аляске всего-навсего достиг ее дна».

Но самая рьяная критика содержалась в многостраничном эпистолярном опусе, пришедшем из Эмблера, крохотного эскимосского поселка, расположенного в аляскинском заполярье на реке Кобук. Автором письма был переехавший туда из Вашингтона белый писатель и школьный учитель по имени Ник Дженс. Предупредив, что за письмо он сел в час ночи, да еще и ополовинив бутылку виски, Дженс пускается во все тяжкие:

За последние 15 лет я не раз сталкивался здесь с личностями типа Маккэндлесса. История все время повторяется одна и та же – энергичные молодые идеалисты переоценивают собственные силы, недооценивают опасности жизни в дикой глуши и попадают в беду. Маккэндлесс вовсе не уникальный случай, эти типы бродят тут толпами и уже превратились в коллективное клише. А разница между ними только одна: Маккэндлесс сыграл в ящик, и пресса на весь мир раструбила историю его тупости… (Джек Лондон все правильно написал в своем «Костре»… Ведь в конечном счете Маккэндлесс – это всего лишь убогая современная пародия на героя Лондона, замерзшего насмерть из-за своей неуемной гордыни и нежелания слушать чужие советы)…

Погубило Маккэндлесса дремучее невежество, которое легко лечится покупкой набора топографических карт и чтением «Справочника бойскаута». Я, конечно, сочувствую его родителям, но его самого мне не жалко. Такое умышленное невежество… является, прежде всего, проявлением неуважения к природе и, как это ни парадоксально прозвучит, демонстрацией той же самой наглой самонадеянности, которая привела к крушению танкера «Эксон Вальдес», – вот вам еще один пример того, как могут напортачить своими неуклюжими действиями неподготовленные, самоуверенные люди, с недостаточным пиететом относящиеся к природе. Разница только в масштабах случившегося.

Маккэндлесс только усугубляет собственную вину своим напускным аскетизмом и псевдолитературным позерством… Открытки, записки и дневники Маккэндлесса больше похожи на пафосный выпендреж школяра с интеллектом чуть выше среднего… или я чего-то недопонял?

В основном на Аляске считали, что Маккэндлесс был просто очередным желторотым мечтателем, отправившимся в лес в поисках ответов на все свои вопросы, но нашедшим там вместо этих ответов только тучи комаров и одинокую смерть. Год за годом маргиналы такого типа десятками пропадали с концами, уходя в аляскинскую глушь, и мало кому из них удавалось надолго закрепиться в коллективной памяти местных жителей.

К примеру, в начале 1970-х годов один такой идеалист-контркультурщик побывал в деревне Танана. Перед уходом он заявил, что хочет провести остаток жизни в «общении с Природой». В середине зимы все его вещи (пара ружей, туристское снаряжение и дневники, заполненные разглагольствованиями о красоте и истине, а также описаниями малопонятных экологических теорий) были обнаружены в занесенной снегом пустой избушке неподалеку от Тофти вышедшим в полевую экспедицию биологом. Сам молодой человек исчез без следа.

Через несколько лет после этого хижину на берегу Блэк-Ривер к востоку от Чалкиитцика построил себе один ветеран вьетнамской войны, решивший «удалиться от людей». К февралю у него закончилось продовольствие, и он просто умер с голоду. Очевидно, он даже не попытался как-то спастись, а ведь в считаных километрах вниз по течению реки находился охотничий домик, укомплектованный продуктами и вяленым мясом. Описывая его гибель, Эдвард Хоагленд заметил, что Аляска – это «не самое лучшее место для отшельнических экспериментов или манерной игры в единение с природой».

В 1981 году на берегу залива Принс-Уильям и мне самому довелось познакомиться с одним таким непризнанным гением. Я стоял лагерем в лесах неподалеку от аляскинской Кордовы, дожидаясь, пока Управление охотничьего и рыболовного хозяйства откроет сезон лососевого промысла, и безуспешно пытался устроиться на сейнер матросом. Одним дождливым днем я шел в город и столкнулся с растрепанным, гиперактивным мужиком лет сорока от роду. У него была густая борода и длинные волосы, прихваченные замызганным хайратником, сделанным из нейлонового ремешка. Он быстрым шагом шел мне навстречу, сгибаясь под весом взваленного на плечо двухметрового бревна.

Приблизившись к нему, я поздоровался, он пробурчал что-то в ответ, и мы ненадолго остановились поболтать. Спрашивать его, зачем он тащит мокрое бревно в лес, где их и так хватает, я не стал. Потратив несколько минут на обмен пустыми банальностями, мы отправились по своим делам.