Читать книгу "Роман Галицкий. Русский король - Галина Львовна Романова"

Собираясь вместе, люди ёжились, поминутно отряхивались, как псы, толкались локтями.

- Эй, почто вече призвали? - спрашивали они друг у друга. - Аль приключилось чего?

Князь-то новый, вишь, поход затеял! На угров! - отвечали любопытным.

- Эвон! А чего мы у угров забыли?

- Так мы-то ничего, а князю неймётся! Его город, слышь-ко, переманил, когда Владимир-князь убег, чтоб Галичу без головы не оставаться. Вот он на радостях и похотел воевать отправиться!

- Ой! - вскрикнула какая-то молодка, что пробралась на вече вслед за мужем. - Никак, война? Ой, лишенько! Ой, горюшко-то какое! - заголосила она.

- Замолкни! - пробовал остудить её муж, отцепляя от зипуна её судорожно сомкнувшиеся пальцы. - Неча меня прежде времени хоронить! Авось, не будет никакой войны!

- Не будет войны, ежели мы сами того не похотим! - подхватил вертлявый, словно скоморох, мужик. - Как крикнем князю - не хотим, мол! - так и уберётся не солоно хлебавши. А захочет воевать - пущай сам и воюет, со своей дружиной. У нас свои головы на плечах есть!

- Верно, верно сказано, - подхватили мужики. - Голова у кажного одна и терять её зазря неохота!

Вертлявый мужик не зря трепал языком, не зря ещё долго повторял на все лады, что Галич - сам себе голова и князь ему не указ. Были кроме него в толпе и другие болтуны. Хорошо платили им бояре - Игнат Родивоныч, Щепан Хотянич, Володислав Кормиличич и другие. Сновали они в толпе, кому на ухо шептали, кого тормошили и небылицами стращали, а когда надо первыми начинали орать то, о чём заранее уговорились с боярами. И галичане подхватывали случайно вырвавшийся крик.

Сейчас, на дожде, в холоде, многим хотелось домой, в тепло, к оставленным делам, а потому, когда к помосту наконец пробились бояре и среди них - князь Роман, толпа уже гудела и тут и там раздавались выкрики.

Роман первым шагнул к краю помоста, вскинул руку, требуя тишины и, не дождавшись, начал говорить, надсаживаясь и стараясь перекричать шум дождя и недовольный гул толпы. Но едва прозвучали первые слова «угры», «войско», «поход», как сперва из задних рядов, а потом всё ближе и ближе послышались крики:

- Не хотим!

- Не хотим похода!

- Не на-адобно!

Крики нарастали. В общем шуме тонули отдельные, явно крамольные, вопли:

- Сам поди, коль неймётся!

- Головами нашими угорские дороги мостить? Неча!

- Хватит! С ляхами уже повоевали!

- Один иди на угров!

- Не надобе!

- Вы что? - Роман рванулся к толпе, вскинув руки. - Люд галицкий! Аль я не князь вам?

- Кня-азь! Князь! - отозвалось из толпы.

- Вы меня звали, чтоб я за вас в походы ходил…

- Вот ты заместо нас и сходи на угров, - выкрикнул кто-то пронзительно. - А мы заместо тебя сладкие меды попьём!

Вокруг засмеялись. Роман вспыхнул, двинул бровью - и несколько дружинников конями надвинулись в ту сторону, где слышался противный крик. Но толпа сомкнула ряды. Кони чавкали копытами по грязи, поскальзывались на мокрых досках, не слушались повода. Молодой дружинник, только-только ставший под стяг Романа, не сдержавшись, выхватил плеть и принялся хлестать людей.

Толпа отпрянула. Кто-то закричал, кто-то, поскользнувшись, упал.

- Уби-или! - повис пронзительный бабий визг. Толпа колыхнулась, как море. Серая стена дождя, чавкающая грязь сделали всех одинаковыми, и единой стеной люди под рвущиеся из задних рядов крики надвинулись на дружинников.

Роман стремительно обернулся на бояр. Те стояли позади на вечевом помосте, нахохлившиеся, уткнув мокрые бороды в высокие воротники, из-под которых поблескивали острые иголочки глаз. Расправив плечи, гордые, осанистые, стояли прямо, только Володислав Кормиличич и Фома Тудорыч. Стояли так, словно это их не касалось, но во взглядах читалось злорадство.

Роман сжал кулаки. Голова туманилась. Тело сотрясала мелкая дрожь гнева и ненависти.

- Вот это как? - вскрикнул он. - В-вот ч-что вы… Ах вы… Псы! Смердячие! Да я вас… Да за такое! Не только я!.. Да чтобы и… Сгноить мало… Супротив княжьей власти… супротив всего! Д-д-да вы…

- Нелепие молвишь, княже, - поджал губы Володислав Кормиличич, - то не наша воля - то воля Галича! Не люб ты ему, как видно.

- Н-не люб? Я? Галичу? Н-не люб? Но ведь он сам…

- Тебя мы звали, князь! - подал голос Игнат Родивоныч. - Дабы иметь князя, коий будет наши вольности блюсти. Ты же городу не люб. А мы городу слуги верные. Как Галич порешит, так и будет!

Роман повернулся к краю помоста. Дружинники плотно сомкнули ряды. Лица у всех под надвинутыми шеломами были суровы, глаза остекленели, руки крепко сжимают рукояти мечей и древки копий. За их спинами князь, и они были готовы до последнего защищать его. Но кто выстоит против бушующей толпы? К воям отовсюду тянулись руки, хватали за сапоги и полы кафтанов, ловили коней. На глазах Романа сразу несколько мужиков повисли на морде и боках молодого рыжего коня. Тот заржал, взвиваясь на дыбы, зацепил кого-то копытом. Всадник, которого тащили за ногу с седла, покачнулся, сползая набок, отмахнулся голоменем меча.

- Прочь! - рявкнул Роман, едва не кидаясь с помоста. - Псы! Прочь!

Меченоша выдвинулся сбоку, держа в поводу княжьего коня. Роман ловко, по-звериному, прыгнул в седло, дружинники окружили его и поскакали прочь, тупыми концами копий разгоняя людей.

* * *

До позднего вечера ходил Роман из угла в угол по своим покоям. Пробовал вставать под образа, но молитва не шла. Губы шептали привычные слова, но разумом владело другое. Он князь. Галич его призвал и признал. На Галич идут угры - а бояре не хотят, чтобы он выходил против них. Отговариваются то недородом, то летошним походом ляхов, то распутицей, а то и вовсе - дескать, угров идёт рать неисчислимая, Галичу супротив неё не выстоять, так не лучше ли поклониться и не губить зря людей? Поклониться уграм, угорскому королю… Может, ещё и признать себя его подданными?

Вскакивал Роман на ноги, снова принимался мерить покой шагами. Несколько раз заглядывали слуги. Старый постельничий Мирон, который служил ему ещё с Новогорода, присаживался у порога и тихонько, по-стариковски, что-то бормотал.

Ночью Роман спал неспокойно. То и дело просыпался, вскидывался и подолгу сидел на постели, свесив ноги на пол. Предслава под боком посапывала мирно, распустив губы, и Роман со скрытой неприязнью косился на жену. Предслава Рюриковна пошла в свою мать, половчанку Белуковну, - была такая же скуластая, широкогубая, с чуть раскосыми глазами. Когда он впервые увидел её пять лет назад, она уже была крепенькая, чуть полноватенькая, но от этого ещё более живая и привлекательная. Но, родив дочку Феодору, начала полнеть. Совсем недавно она родила Роману вторую дочь, Саломею, и раздалась ещё больше. И ей не было никакого дела до того, что творится в Галиче.