Читать книгу "Волшебное очарование Монтаны - Кэтрин Лэниган"

— Ни разу еще не слышал, чтобы ты просила меня о чем-нибудь.

Остин стремительно расстегнул «молнию» на ее джинсах и скользнул ладонью по животу. По телу Моники прошла дрожь. Ладонь скользила все ниже и ниже, вызывая все большие содрогания. Но не от холода, потому что все тело пылало.

Его голос звучал так низко и гортанно, как будто шел сквозь наждачную бумагу, поэтому Моника едва разбирала слова Остина.

— Скажи, чего ты действительно хочешь. Она хранила молчание. Потом сдернула джинсы до колен. Вняв ее позыву, он приподнял ее над травой и помог освободиться от одежды. Усадил на колени и вожделенно осмотрел с головы до ног. Потом провел ладонями от шеи до грудей, помедлил, лаская их, и стал спускаться ниже. Тело Моники содрогнулось, как содрогается брошенная на берег рыба, только не от боли, а от мучительного желания. Как ни странно, застенчивость не сковывала ее. Увидев, с какой страстностью взирает на нее Остин, она ответила ему тем же. Она не хотела таиться перед ним.

Внезапно он прекратил ласки и снял с себя одежду, после чего вытянулся вдоль ее тела. Их лица почти соприкасались.

— Посмотри на меня, Моника. — (Она открыла глаза и подумала, что не видела ничего прекраснее нежности, которую излучал в эту минуту взгляд Остина.) — Я могу остановиться прямо сейчас и уйти.

— Зачем?

— Я хочу, чтобы ты понимала, что происходит.

— Я понимаю.

— В самом деле, — обольстительно улыбнулся он и слегка подул на ее затвердевший сосок. — Ты в огне.

— Я чувствую себя самой собой.

— Я хочу тебя так сильно, что даже испытываю боль.

Она коснулась его щеки.

— Тогда прекрати эту боль, Остин. Прекрати…

Он с жадностью впился в ее губы. Потом она почувствовала, как в нее вторглась горячая мужская плоть. Ощущение было сродни удару молнии. Монику заполнило восхитительное чувство освобождения, которое быстро сменила внезапная острая боль. Поцелуи Остина не подавили ее крика, усиленного горным эхом.

— Вот и все, — прошептал он.

Боль постепенно отступила перед наслаждением. Моника обвила его руками за шею. Их губы слились. Из обоих исторгались стоны. Остин нежно сдавил ладонью ей грудь, отчего новая волна мучительного наслаждения захлестнула ее до самых чресел. Ее кожа пылала, а все внутри, казалось, плавилось от страсти. Она чувствовала себя одновременно пойманной в ловушку и бесконечно свободной. Она хотела поведать ему такое, о чем никогда не рассказала бы ни одному мужчине. Когда Остин достиг самых глубин ее тела, она всем своим существом ощутила, что ей открыт древний, запредельный путь, ведущий их сквозь время и бесконечность.

— Моника, — скорее не произнес, а выдохнул Остин.

Никто прежде не вкладывал в звучание ее имени такого благоговения. Ей казалось, что она пребывает не на пастбище, а парит где-то в космической бездне, без сопротивления и без страха, зная наверняка, что, когда вернется на землю, ее встретят любящие руки.

— Моника, — нежно шепнул Остин, прильнув к ее шее. — Ты в порядке?

Она пробудилась от своего парения среди звезд. На ее губах появилась благодарная улыбка.

— Да, Остин.

— Не хочешь пальнуть в меня? — пошутил он, заправив ей за ухо прядь светлых, влажных от пота волос.

— Нет.

— Я причинил тебе боль?

— Да, но только на мгновение.

— Больно бывает лишь в первый раз.

— Я знаю, — кивнула она.

Глава 10

Далеко за полночь Остин отвез Монику домой на своем грузовике, привязав ее коня сзади. Ехали всю дорогу очень медленно, в обнимку: одну руку Остин держал на руле, а другой — обвил Монику за талию, она же все время прижималась к его плечу лицом.

Когда наконец добрались до хижины, Моника отвела Старшайна в сарай, а потом отправилась вместе с Остином любоваться озером.

Они стояли у края воды обнаженные. Она казалась ему богиней с совершенным телом, залитым лунным светом. Они ласкали друг друга и купались в озере, резвясь как дети. Вся ночь прошла в любовных играх… Крик петуха застал их врасплох.

— Разве уже утро? — Отказываясь верить в это, Остин плеснул водой себе в лицо.

— Боюсь, что так, — откликнулась Моника, плавая в обнимку с ним. Он поцеловал ее.

— Я не слишком злоупотребляю твоим гостеприимством?

— Я немного устала, — зевнула она.

Он вынес ее из воды на руках и предложил:

— Тогда пойдем в дом и поспим пару часиков.

— Нет! — отрубила она. Как объяснить ему, что ни один мужчина не переступал порога ее хижины с тех пор, как навсегда уехал дедушка? Даже Тед Мартин не проводил там ночи с ее матерью. Для Моники ее дом был как святыня. Позволить Остину переступить его порог — значит расстаться с частичкой своей души. Отдать Остину свое тело — это одно, но отдать ему душу — совсем другое.

— В чем дело? — спросил он, все еще пребывая в веселом расположении духа и не заметив, как хозяйка хижины нахмурилась. — Боишься, что в доме беспорядок?

Моника нагнулась за одеждой и свернула ее в клубок.

— По-моему, тебе лучше уйти.

— Моника, что случилось? — спросил он с беспокойством в голосе. — Я чем-то тебя обидел?

— Нет.

— Тогда почему ты хочешь, чтобы я ушел?

— Тебе сегодня работать. Так же, как и мне.

— Я понимаю, но пара часов сна нам обоим придаст силы. — Он попытался ее обнять, но она встретила его ласку сдержанно. Что-то здесь не так.

Моника хотела отступить на шаг, но Остин не разжал рук вокруг нее.

— Ты все осложняешь, Остин.

— Что я осложняю, желая всего лишь держать тебя в объятиях во время сна?

— Я ни с кем раньше не спала.

— А тебе не приходило в голову, что это может быть очень приятно? — Он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза. — Возможно, это понравится тебе еще больше, чем занятия любовью.

Разве такое можно представить? Каким чарам она поддалась, позабыв с Остином о времени и пространстве? Хуже всего то, что она знала со всей определенностью: стоит ему коснуться ее груди — и он вновь пробудит в ней желание.

От одного лишь взгляда на Остина она испытывала плотское томление. Как же такое произошло? Наверное, ей на роду написано стать жертвой страсти, как и ее матери.

Можно сопротивляться гипнозу его глаз, но как противостоять дурманной силе поцелуя, а он применил и то, и другое, чтобы покорить ее. Она так же слаба, как бабушка или Роза.

— Это невозможно, — наконец произнесла Моника.

— Надеюсь, ты прогоняешь меня не из-за того, что я плохой любовник? спросил он с искушающей улыбкой.