Читать книгу "Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока - Гарольд Лэмб"

Мои беглецы стали возвращаться с разных сторон; однако некоторые вояки проскакали, убегая, до самого Оша.

Вот как это произошло: несколько моголов из тумана Айюб Бекчика, покинув нас в Оше, отправились в окрестности Андижана, чтобы пограбить. Услышав топот коней нашего войска, они осторожно пробрались вперед и выкрикнули свой уран. В этом походе условными словами урана были «Ташкент» и «Сайрам». Во время свалки впереди был ходжа Мухаммед Али [вероятно, библиотекарь Бабура]. Моголы подходили, крича: «Ташкент, Ташкент!» Ходжа Мухаммед Али, человек из сартов, был сильно возбужден и тоже закричал: «Ташкент, Ташкент!» Моголы подумали, что это враг, подняли крик, забили в барабаны и стали пускать стрелы.

Задуманный план не удался, мы повернули назад и воротились в Ош».

Так ложная тревога сбила Бабура с толку, и его первая попытка прорваться к столице, где он не бывал уже несколько лет, потерпела неудачу. Вскоре ему пришлось пережить настоящую тревогу. И это снова вывело его из равновесия.

Услышав о том, что к Андижану приближается войско монголов, мятежный Танбал конечно же устремился обратно, чтобы подготовить оборону города. По дороге его армия была сильно ослаблена дезертирами, – солдаты переходили на сторону монголов, чтобы присоединиться к Бабуру, популярность которого по-прежнему росла. Сам Бабур настаивал на немедленном штурме, надеясь, что все это скопище беглецов и дезертиров сумеет прорваться в какие-нибудь из городских ворот; его смогли остановить только возражения опытных военачальников, которые были против ночного штурма укреплений. Бабур не был согласен с ними, но, как обычно, подчинился требованиям старших. В характерной для себя манере он отметил, что отводить монгольских всадников из пригородов, чтобы разместить их на ночлег, было ошибкой.

«Было время вечерней молитвы. Мы двинулись вперед, перешли арык Хакана и стали лагерем возле деревни Рабат-и-Рузек. Хотя имелись сведения, что Танбал в беспорядке отступает и идет к Андижану, но вследствие нашей неопытности случилась ошибка: вместо того, чтобы утвердиться в таком укрепленном месте, как арык Хакана, мы стали на равнине. Без караула, без охраны мы беспечно лежали и отдыхали.

На рассвете люди сладко спали, как вдруг подскакал Камбар Али-бек и закричал: «Враг подошел, вставайте!»

Я постоянно, даже в спокойное время, ложился, не снимая платья и шапки. Поднявшись, я тотчас подвязал меч и колчан и вскочил на коня; знаменосец не успел даже прикрепить знамя к древку; держа знамя в руке, он вскочил в седло. Мы направились прямо в ту сторону, откуда шел враг; меня сопровождало человек десять – пятнадцать.

Подойдя к врагам на полет стрелы, мы столкнулись с разъездами неприятеля; в это время при мне было человек десять воинов. Мы быстро поскакали, пуская стрелы и забирая передовых воинов врага в плен. Мы прогнали их еще на полет стрелы и подошли к центру их войска. Султан Ахмед Танбал и с ним человек сто воинов стояли, ожидая нас, сам Танбал и еще один воин немного выступили из рядов; Танбал стоял и кричал: «Бей, бей!», но большинство его людей развернулось боком и как будто раздумывало: «Бежать или нет?»

В это время при мне оставалось трое: Насир Дост, Мирза Али Кукулдаш и Каримдад, сын Худайдад Туркмена. Я пустил стрелу с уже натянутой тетивы в шлем Танбала и сунул руку в колчан за следующей стрелой. Хан, мой дядя, подарил мне новенький «гушагир»; он попался мне под руку. Мне стало жалко его выбросить; пока я снова вкладывал его в колчан, можно было бы метнуть две стрелы. Я наложил на тетиву другую стрелу и двинулся вперед; три моих воина остались позади. Один из двоих, что стояли напротив меня – это был Танбал – тоже двинулся вперед; между нами была широкая дорога. Я выехал на дорогу с одной стороны, он – с другой, и мы оказались лицом к лицу, так что я стоял правым боком к врагу, а Танбал стоял правым боком к нам. При Танбале было все его оружие, кроме конских лат; у меня кроме меча и лука не было никакого оружия. Я пустил стрелу в щит Танбала. В это время мне насквозь пробили стрелой правое бедро. На голове у меня был только подшлемник; Танбал рубанул меня по голове; от удара у меня помутилось в голове; подшлемник остался совершенно целым, но на голове у меня появилась большая рана. Я не позаботился заранее вычистить меч, он заржавел и не выходил из ножен. Стоять на месте было нельзя, и я повернул коня; еще один удар меча пришелся по моему колчану.

Я проехал несколько шагов, и ко мне присоединились три моих человека. После меня Танбал успел ударить мечом Насира Доста, нас преследовали на протяжении полета стрелы.

Арык Хакан – большой и глубокий канал. Перейти его можно не везде, но Бог помог, и мы вышли прямехонько к одной из переправ через арык. Перейдя арык, ослабевшая лошадь Насира Доста упала. Мы остановились и пересадили его на одного из наших коней, а дальше поехали к Ошу мимо Харабука. Когда мы поднялись на эту возвышенность, к нам присоединился Мазид Тагай. Ему тоже попала в правую ногу стрела. Хотя она не прошла насквозь, Мазид Тагай добрался до Оша с большим трудом. В этот день погибло немало моих лучших воинов».

В те дни, когда Бабур лечил покалеченную ногу, пришли тревожные вести. Оба его дяди вслед за Танбалом переправились через реку Сыр и с большим удовлетворением наблюдали за событиями на другом берегу. Младший хан стал лагерем у стен богадельни в пригороде Андижана, старший же раскинул свои шатры в саду под названием «Птичья мельница», принадлежащем Исан Даулат, и немедленно послал за Бабуром.

«Через два дня я прибыл из Оша и повидался со старшим ханом в Куш-Тигирмане[20]. В то самое время, когда я с ним свиделся, хан передал младшему хану те земли, что перешли ко мне. Оправдываясь передо мной, он говорил: «Враг, подобный Шейбани-хану, захватил такой город, как Самарканд, и могущество его все растет. [Именно это и послужило Бабуру предлогом для отъезда, когда он собирался бежать в Китай.] Ради этого дела младшего хана привезли бог весть откуда. Здесь у него земли нет, те его владения – далеко. Следует отдать младшему хану области к югу от реки [Сыр], а также и Андижан, чтобы он там водворился». Области к северу от реки, начиная с Ахси, хан обещал мне и говорил, что, утвердившись здесь, ханы направятся в земли Самарканда, возьмут их и отдадут мне, а после этого всю Фергану передадут младшему хану. Вероятно, эти слова были хитростью, чтобы меня обмануть; неизвестно, что бы произошло, если бы все это осуществилось. Делать было нечего, хочешь не хочешь, пришлось согласиться.

Когда, покинув старшего хана, я направлялся к младшему хану, чтобы повидаться с ним, Камбар Али, известный под прозвищем Живодер, поравнялся со мной и сказал: «Видели? Они немедля отобрали у вас все ваши земли! У вас с ними ничего не выйдет; ступайте в Ош, укрепите крепости, пошлите к Султан Ахмед Танбалу человека и помиритесь с ним, потом разбейте и прогоните могола и разделите по-братски ваши владения с Танбалом».

Я сказал: «Пристойно ли это будет? Ханы – мои родичи; быть им слугой лучше, чем властвовать над Танбалом». Камбар Али увидел, что его слова не произвели впечатления, и вернулся [на свое место], раскаиваясь в сказанном… Через три-четыре дня Камбар Али, беспокоясь из-за сказанных им слов, бежал в Андижан.