Читать книгу "Жена тигра - Теа Обрехт"

Я страшно удивился и спросил:

— Так вы врач?

— Да, был когда-то врачом.

— А теперь? Вы священник?

— Не совсем священник. Нет, не совсем, — как-то неуверенно сказал он. — Но я вменил себе в обязанность быть рядом с умирающими. И с мертвыми.

— Вменили себе в обязанность?

— Да. Из-за моего дяди. Я должен с ним расплатиться.

— А ваш дядя… Он что, священник? — спросил я.

— Нет! — рассмеялся Гаво. — Но он немало делает для священников, очень большую работу для них выполняет.

Я уже закончил его бинтовать, но он так и не сказал мне, кто его дядя. Я даже стал подозревать, что это кто-то из политических радикалов, которые подстрекают людей и мутят воду на севере страны. В таком случае мне и впрямь было лучше не знать, кто его дядя.

— Вы, возможно, захотите установить личность того человека, который пытался вас убить, — сказал я. — Он ведь может и другим людям навредить.

— Очень сомневаюсь. Вряд ли кто-то еще намерен ему сказать, что он скоро умрет.

— Хорошо. Тогда мне хотелось бы знать, кто это, чтобы я мог дать ему лекарство и начать лечение.

— Никакие лекарства ему уже не помогут, — заявил Гаво. — Мне очень даже понятно, почему он так сердит. Я вовсе не виню его за то, что он пытался меня утопить. — Гаво помолчал, наблюдая за тем, как я убираю бинты в саквояж и закрываю его. — Люди всегда очень переживают, узнав, что вскоре должны умереть. Уж вам-то, доктор, это известно. Вы наверняка все время с этим сталкиваетесь.

— Да, пожалуй, — кивнул я.

— Люди начинают очень странно себя вести, — продолжал он. — Они вдруг как бы снова наполняются жизнью, начинают чего-то хотеть, за что-то сражаться, задавать разные вопросы. Но ведь именно ты сообщил им о скорой смерти. Поэтому люди хотят плеснуть тебе в лицо кипятком, избить до полусмерти зонтиком или запустить тебе в голову камнем. Они вдруг вспоминают о том, что давно должны были сделать, о тех людях, которых напрочь позабыли. Во всем этом — отказ от смерти, сопротивление ей. Такая непозволительная роскошь!

Я измерил ему температуру. Она была нормальной, но мне казалось, что он говорит все более возбужденно.

— Может быть, вы снова приляжете? — предложил я.

Но ложиться ему совсем не хотелось, и он попросил:

— Можно мне еще немного воды? Пожалуйста!

Гаво откуда-то — возможно, из недр гроба или из кармана своего пиджака — вдруг извлек маленькую белую чашечку с золотой каемкой и протянул ее мне.

Но я сказал, что ни за что не оставлю его одного, а значит, и к деревенскому колодцу пойти не смогу. Он указал мне на сосуд со святой водой у входа в церковь и дал понять, что она ему тоже вполне сгодится. Ты меня знаешь, Наталия. Тебе известно, что я в подобные вещи не верю, но всегда крещусь, входя в церковь, — просто из уважения к верующим. Так что я без проблем мог напоить святой водой человека, тем более умиравшего прямо в церкви. Я наполнил его чашку, и он залпом выпил святую воду. Я подал ему еще, а потом спросил, как долго он не мочился. Гаво ответил, что не помнит, но в данный момент совершенно определенно подобного желания не испытывает. Затем я измерил ему давление, посчитал пульс, дал еще воды, и он наконец-то согласился снова прилечь. Я сел на церковную скамью и стал расшнуровывать башмаки, думая о бедном Доминике, посланном в ночь. Спать мне совершенно не хотелось. Я пребывал в глубоких раздумьях о жителях этой деревни и о поразившей их болезни, о том, что на мосту близ селения уже должны были зажечь карантинные огни, о том, что мы и сами себя подвергли карантину, о том, кто согласится среди ночи поехать в это забытое Богом местечко. Так прошло, наверное, часа полтора. Гаво за это время не издал ни звука, в итоге я не выдержал, наклонился над гробом и заглянул туда. Все-таки страшновато, когда кто-то в упор смотрит на тебя из гроба. У Гаво были очень большие и совершенно круглые, широко распахнутые глаза. Он улыбался.

— Не беспокойтесь, доктор, умереть я по-прежнему не могу.

Мне пришлось вернуться на свою скамью. Теперь я видел только его руки, которые Гаво поднял, пытаясь немного размять. Потом и они снова скрылись в гробу.

— И все-таки кто ваш дядя? — снова спросил я.

— Сомневаюсь, что вы действительно хотите это знать, — сказал он.

— Но я же спрашиваю!

— Зачем вам это? Нет никакого смысла рассказывать столь длинную историю, — заявил Гаво. — Я вполне доверился вам как представителю медицины, но вижу, что вы моему рассказу не поверите. Этот разговор ни к чему не приведет, да и не может, если вы хотя бы часть его просто не примете на веру.

Я, как человек честный, признался:

— Мне интересно было бы узнать, кто ваш дядя, потому что вы объясняете свою способность оставаться бессмертным именно его влиянием.

— Но это так и есть.

— Ну и?..

— Если вы не верите тому, что я не могу умереть, хотя меня как минимум десять минут держали под водой, а потом еще и две пули мне в затылок всадили, то вряд ли прислушаетесь к рассказу о том, кто такой мой дядя. Нет, я не вижу в вас такой способности.

Я услышал, как он беспокойно завозился в своем гробу, задевая за стенки плечами и носками туфель, и сказал:

— Лежите, пожалуйста, спокойно.

— Я бы с удовольствием выпил кофе, — заявил Гаво, и я просто в лицо ему рассмеялся, а потом объяснил, что пить кофе в таком состоянии — чистое безумие.

— Но если вы сварите кофе, то я смогу доказать вам, что не способен умереть, — сказал он.

— Да? И каким образом?

— Увидите, если сварите кофе.

Он сел в своем гробу, заглянул сверху в мой рюкзак, потом наклонился и стал вытаскивать оттуда коробку с кофе и спиртовку. Я, естественно, всполошился и велел ему немедленно лечь, ради Христа.

— Хорошо, я лягу. Но вы, доктор, сварите немного кофе, и я докажу вам, что бессмертен, — ответил Гаво.

Мне ничего другого не оставалось, и я принялся варить кофе. Причем готовил я его на святой воде, и запах разносился по всей церкви. Гаво наблюдал за мной, усевшись по-турецки на бархатных подушках в гробу, и я понимал, что мне уже не заставить его лечь. Высыпав молотый кофе в воду, я помешивал его медицинской ложечкой, которой нажимают на язык, осматривая горло, а Гаво по-прежнему не спускал с меня глаз и улыбался.

Когда кофе был готов, он настоял на том, чтобы мы пили по очереди из той белой чашечки с золотым ободком, и объяснил это тем, что именно так и сможет доказать свое бессмертие. К этому времени я был уже настолько заинтригован, что позволил ему вылезти из гроба и налить кофе. Он велел мне просто подержать горячую чашку в руках и подождать, пока напиток остынет, но ни в коем случае не дуть на него, а потом выпить одним глотком. Я сидел, держал в руках эту чашечку и твердил себе, что, должно быть, попросту спятил, потому что преспокойно нахожусь в церкви и пью кофе с человеком, у которого в черепе две пули.