Читать книгу "Синдикат "Громовержец" - Михаил Тырин"

Сменили. Следующий повадился на пару с начальником ДПС «отмывать» краденые машины. Сняли, хотя и не посадили. Назначили еще одного — этот переругался со всем отделом. С замами, с бухгалтерией, с операми и следователями, даже со стажерами. А вдобавок с районным прокурором и за компанию с председателем суда.

Назначать стало некого. И тут попался на глаза Дутов — малопьющий, исполнительный, бесконфликтный. К тому же разведенный и бесквартирный — уговаривать не надо.

Так и попал он в Зарыбинск. Все-таки начальник отдела — почти что уездный воевода. Думал, что будет просто. Надеялся получать приказы и директивы и слать в центр отчеты и ответы — грамотные, бодрые, блестяще сделанные.

Не вышло. Оказалось, тут живут люди.

Причем такие люди, которые спокойной жизни не признают. Они копошились в темном зарыбинском муравейнике, напивались, выбивали друг другу зубы, обманывали, выгоняли из квартир, убегали от родителей, выкапывали чужую картошку, разбивались на мотоциклах, травили соседских гусей и поджигали сараи, рожали детей от чужих мужей… И все это проделывали с виновато-простодушным взглядом: ты, мол, власть — ты с нами и разбирайся, терпи нас.

И никак Дутов к этому не мог привыкнуть. Каждый день его теребили, вынуждали куда-то ехать, что-то решать. И сверху тоже — теребили, подгоняли… И в конце концов ему показалось, что голова у него раздулась и вот-вот треснет. Потому-то на каждую попытку впихнуть в нее новую проблему он отвечал эмоционально, хотя и стереотипно:

— Да подождите вы!!!

К счастью, ветлечебница — не центральный гастроном, и сейчас надоедливых зевак здесь почти не было. Но Дутов чувствовал, что еще два-три подобных происшествия, и его вежливо спросят из трубочки: «Слушай, Сан Палыч, а что там вообще у тебя творится?»

И ответить он не сможет. И тогда уже в число зевак и свидетелей его краха попадет не только город, но и вся область, хорошо если не страна.

А в том, что странные события не закончились, майор почему-то был уверен.

* * *

Кирилл сидел за кухонным столом и ковырял вилкой худосочную котлету, бессильно лежащую среди рисовых крупинок. Напротив сидел отец, он ел и молчал.

Уже давно Кирилл заметил у отца странное свойство — умение смотреть сквозь сына. С матерью он был несколько другой, как-то оживал, иногда смеялся, одним словом, видел ее.

А с Кириллом все обстояло не так. Вроде стоит напротив, смотрит будто бы в глаза, а на самом деле — мимо. И лицо неподвижное. Можно подумать, он с тобой по телефону разговаривает.

Это не обижало, но огорчало. Потому что Кирилл помнил отца другим. Он видел старые фотографии, где его батя был еще в солдатской форме, улыбался в окружении таких же молодых и веселых друзей. Он видел снимки, где молодые отец и мать вместе — оба смеются, оседлав слоников на детской карусели или забравшись на постамент к какому-то памятнику.

Были еще фотографии с вечеринок: старомодные одежды и прически, пузатые бокалы, радиолы… Люди на тех снимках были ровесниками Кирилла, но они так отличались! В их глазах было что-то особенное: вера в себя и в будущее, чувство собственного достоинства, радость, наконец. Хотя и тогда они были простыми шоферами и строителями, молочницами и швеями.

И даже на поздних фотографиях, где уже появился маленький Кирилл, это ощущение жизни сохранялось. Будь то пляжный снимок с традиционным надувным дельфином или семейное торжество со всеми дядьками, тетками, сватами и кумовьями.

Что же произошло? Что превратило того молодого батю в этого угрюмого мужика в отвисшей майке, молча сидящего напротив? Только ли время?

Кирилл этого не знал, да и не очень задумывался. И сам отец не замечал перемен в себе. Он мог видеть лишь перемены вокруг, в жизни, а их в общем-то не было. Два десятка лет он мотался на своей молоковозке по одному и тому же маршруту: от комбината до товарной станции и обратно. Два раза в месяц приносил жене деньги. Немного оставлял себе, чтобы было на что покурить. И чтобы в пятницу посидеть в гараже с такими же молчаливыми и угрюмыми, отвыкшими от перемен.

В сыне он видел самого себя. Лишь по этой причине Кирилл стал ему малоинтересен. Ну что интересного в общении с зеркалом? Давно прошли времена, когда они с матерью торжествовали по поводу первого зубика, первого шажка, первого слова… Давно оставили надежду, что сын будет жить по-другому.

«Все повторяется, — думал батя. — Ну, поболтается Кирюха, уйдет в армию. Вернется, еще доболтается. Женится, сделает ребенка. Оседлает такую же молоко-возку или трактор — какая разница… И все пойдет по новому кругу. Нет, пожалуй, по старому кругу. Разве что, на море вряд ли съездит — дороговато нынче».

— Из военкомата есть чего? — спросил отец.

— Нет, — помотал головой Кирилл.

— И нечего туда спешить, — донесся голос матери.

— Ничего, ничего… — проворчал отец, звеня вилкой о тарелку. — Отслужит, вернется… Надо, надо…

Собственно, больше говорить им было не о чем. Не станет же Кирилл описывать бате, как ходил с приятелями к девчонкам в общежитие аграрного техникума и как комендант выгонял их резиновой палкой. Да и батя вряд ли будет делиться тем, как подкручивает спидометр и сливает бензин.

Сегодня Кирилл был рад, что разговор не затянулся. Любые разговоры с родителями были сейчас невыносимы. Деньги так и лежали в джинсах. Впрочем, на ночь он перекладывал пакет под подушку — вдруг матери придет в голову с утра постирать одежду или чего еще.

Он так и не нашел Машку. Хотя и приложил кое-какие усилия — например, навел справки у ее одноклассниц. Те только плечами пожимали. А может, она так и не появится? Тогда можно отдать Промзаводу их долю, а свою вернуть на место…

— Кирилл! — позвала вдруг мать. — К тебе пришли.

— Кто?

— Не знаю, какой-то мальчик.

С крыльца Кирилл с удивлением убедился, что «мальчиком» был Поршень. Он стоял у калитки, боясь заходить — во дворе заливался лаем маленький, но бесстрашный Черныш. Почему-то Поршень был один, и чувствовалось, что ему неуютно здесь находиться в одиночку.

— Тебе чего? — подозрительно спросил Кирилл.

— Привет, — Поршень изучающе оглядел Кирилла. Темные глазки забегали туда-сюда, прилежно выполняя свою работу. Поршень имел довольно гладкий, прилизанный вид, но глаза словно выпирали. Они, как красный фонарь, предупреждали собеседника, что с их обладателем надо быть настороже.

— Чего надо? — снова спросил Кирилл.

— Ничего. Проверка на вшивость. Ты деньги отдал?

Кирилл сразу понял, что Поршень все знает. Видимо, «болты» все же проследили, как он ходил к Машке и как ушел ни с чем.

— Нет пока. Я ее найти не могу.

— Найти не можешь? — злорадно усмехнулся Поршень. — Все так и знали, что ты не сможешь.

— Чего надо? — напряженно проговорил Кирилл.