Читать книгу "Кузина - самозванка - Эмма Дарси"

Данте запустил пальцы в ее волосы и небольно потянул, заставив Дженни оторвать голову от его плеча и посмотреть ему в лицо. Несколько долгих, мучительных мгновений его взгляд словно прожигал дорожку, чтобы проникнуть прямо в душу. Она внезапно осознала, как напряжено его тело, как давят его мощные бедра, как сильна рука, крепко прижимающая ее к его телу, как тесно прижаты ее груди к его широкой теплой груди. И ее сердце неистово заколотилось в смятении.

Видимо, Данте почувствовал это, потому что в его глазах засветилось удовлетворение. Он понял, что теперь Дженни думает не о словах Люсии и своем решении признаться в обмане, а совсем о другом.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, и ты не хочешь, чтобы я ушел, — с присущей ему самоуверенностью констатировал он.

И поцеловал ее.

И Дженни позволила, хотя и понимала, как это глупо и опасно. Но всепоглощающее желание снова почувствовать то, что мог заставить ее почувствовать только этот мужчина, оказалось сильнее. А потом она вернется в свою привычную жизнь. Только исключительные обстоятельства могли свести их вместе, чтобы потом развести навсегда. Но ей нужна эта ночь, чтобы увезти с собой воспоминания о ней.

Безрассудно отбросив всякую предосторожность, Дженни ответила на поцелуй, стремясь снова испытать уже знакомый ей взрыв страсти. Данте принял ее капитуляцию, и его поцелуй стал глубже, требовательнее. Он как будто не мог насытиться ею, и его желание заставляло Дженни отдавать ему все больше и больше.

Руки Дженни, до этого безвольно свисавшие по бокам, начали поглаживать мускулистые бедра Данте, словно стремясь передать желание, испепеляющее ее. Когда же его руки отпустили ее волосы, взялись за язычок молнии на спинке ее платья и потянули его вниз, по телу Дженни прошла судорожная дрожь.

Данте оторвался от ее губ и пробормотал что-то по-итальянски. На его лице было выражение крайней напряженности, глаза приказывали не двигаться, пока руки снимали с нее дизайнерский наряд, купленный им для спектакля.

«Да! — подумала Дженни. — Пусть он снимет с меня эти чужие, дорогие вещи — неотъемлемую часть обмана. Я хочу почувствовать себя свободной, стать самой собой, но по-прежнему желанной для Данте Россини». Его руки и губы говорили ей, что это так… Долгие, трепетные поглаживания спины, ягодиц… Поцелуи, превратившие соски ее грудей в твердые, чувственные пики… Дженни затопила волна наслаждения…

С замиранием сердца следила она, как Данте торопливо срывает с себя одежду. Ее глаза жадно вбирали великолепие обнажающегося перед ней мужчины: гладкая смуглая кожа, идеально развитая мускулатура… Дженни едва сдерживалась, чтобы не устремиться к нему, не прикоснуться руками, не приникнуть к обнаженному телу Данте своим, изнемогающим от желания. Данте был совершенен в своей мужской красоте. Его тело, его лицо, излучаемая им агрессивная энергия — все внушало Дженни, что она женщина, слабый пол. И осознание этого факта должно было бы испугать ее, но не испугало, а наполнило трепетной мягкостью, желанием подчиниться силе, раствориться в нем и унестись туда, где Дженни еще никогда не бывала…

Словно пещерный человек, он подхватил свою добычу на руки и отнес на кровать. Дженни обвила руками его шею, гладила напряженные плечи, ее груди были тесно прижаты к несокрушимой твердости его груди под гладкой, теплой обнаженной кожей.

Положив Дженни на спину, Данте встал на колени между ее разведенными ногами, нависнув над ней с видом дикого зверя, собирающегося полакомиться своей жертвой. Дженни рассмеялась, подумав о сравнении, которое нарисовало ее разыгравшееся воображение, рассмеялась от радости, что смогла пробудить в нем такое желание.

Данте заглушил ее смех яростным поцелуем, мгновенно превратившим радость в лихорадочную страсть. Но поцелуя было уже недостаточно. Он только обещал, сулил, дразнил, но не давал того, что ей хотелось, в чем она невероятно нуждалась, о чем молило тело. А оно молило наполнить его, почувствовать в себе всю неистовую силу мужского желания.

Когда Данте, наконец, вошел в нее, одним резким движением устремившись в вожделенные глубины, которые истомились в ожидании и сразу запульсировали, Дженни выгнулась дугой от невыносимого наслаждения. Так же стремительно, как ворвался, Данте покинул ее лоно, но только затем, чтобы возвращаться снова и снова, вызывая своими движениями острые ощущения, которые волнами накатывали на Дженни.

С гребня на гребень, с гребня на гребень… пока в медовых глубинах ее тела Данте не отпустил себя, не потерял контроль и не излился в нее животворным потоком, осуществив желание Дженни сохранить в себе частицу Данте… пусть хоть ненадолго.

Дженни прижала Данте к себе, вдыхая мускусный аромат разгоряченных страстью тел, покрытых любовной испариной, вслушиваясь в его прерывистое дыхание, чувствуя неистовое биение его сердца и наслаждаясь мигом их полного слияния.

Данте перекатился на спину, увлекая Дженни за собой. Его руки по-прежнему крепко обнимали ее. Он уложил ее голову себе на грудь и уперся подбородком в ее макушку.

Это было восхитительное чувство — Дженни казалось, что она действительно принадлежит этому мужчине, что они только вдвоем в замкнутом мирке их страсти. Она, конечно, понимала, что скоро этому волшебству придет конец, чары рассеются, знала, что расставание неизбежно, но еще не сейчас…

Пусть эта ночь длится бесконечно…

А потом наступит завтра.

Глава 11

Данте переплел свои ноги с ногами Дженни и еще крепче прижал ее к себе. Одна его рука нежно поглаживала аппетитные округлости ее ягодиц, пальцы другой зарылись в ее волосы. Он еще не был готов отпустить от себя эту женщину.

Дело было не только в дикой страсти, которую она вызвала в нем. Дженни чертовски притягивала его как человек, как личность. Он привык к женщинам типа Эньи, которые знали правила игры, умели вести себя в светском обществе и четко рассчитывали, что и сколько нужно отдавать, чтобы получить желаемое. Дженни Кент принадлежала совсем другому обществу и имела весьма сомнительное происхождение, но постоянно удивляла его.

Она переживала, что приходится обманывать его деда.

Она волновалась, что отнимает у Люсии время и внимание ее дедушки.

Ей не нравилось брать то, что ей не принадлежит, хотя Дженни и воспользовалась именем Беллы. Но она сделала это, чтобы выжить, и не собиралась пользоваться им всю свою жизнь. И это вполне похоже на правду, учитывая, в каких обстоятельствах она оказалась. К тому же она была уверена в том, что никому не причинит этим вреда.

Вот и ему, человеку, вовлекшему Дженни во всю эту авантюру, она тоже не хочет причинить вред и готова всю вину за обман взять на себя. Откуда такая готовность заботиться о других людях в ущерб себе?

Но Дженни не понимает, что ее признание будет не во благо. Люсия так и останется избалованной негодяйкой и только выиграет от ситуации, всячески эксплуатируя доверчивость деда, вместо того чтобы смягчить его разочарование, хотя бы попытавшись стать такой, какой Марко хотел бы видеть свою внучку. Да это просто невозможно! Но именно такой внучкой оказалась Изабелла, вернее, Дженни Кент в ее роли.