Читать книгу "Размышляя о Брюсе Кеннеди - Герман Кох"

И снова Бен и Мириам очутились в кинотеатре. Повсюду гремел его последний киношедевр «Midnight, Dawn, Daybreak». Одного из трех парней играл неизвестный американский актер, который своим шутовством, гримасничаньем и чередованием дурацких голосов изрядно подпортил общее впечатление. Но было в фильме и несколько поистине незабываемых сцен, а главное, на сей раз они не относились к разряду тупых шок-эффектов из «Eyes Blue Shoot». Необычайно трогала решимость, с какой двое молодых людей взяли на себя заботу о трехмесячном медвежонке убитой медведицы.

В этом фильме сквозило что-то наивно, излишне прямолинейное, вроде призыва «назад к природе», — но зритель на все полтора часа охотно погружался в такую наивность!

Когда фильм закончился и все собрались в кафе, Бен вел себя намного тише, чем после первой картины бывшего однокашника.

— Ну да, ну да… — произнес он раз-другой, покачивая головой и снова заказывая выдержанную можжевеловку со льдом. Несколько времени Мириам надеялась, что он не станет, во всяком случае хотя бы в день показа, критиковать фильм, однако после третьей рюмки Бен с угрюмым видом пустился в разгром слабости «Midnight, Dawn, Daybreak». Она знала, что, когда он подшофе, спорить с ним совершенно бессмысленно. Но как только он усомнился в искренности намерений парней участвовать в будущем медвежонка, она не могла не возразить. Мгновение Бен безмолвно уже осоловелым взглядом всматривался в лицо Мириам, сделал шаг назад, пошатнулся и, чтобы не упасть, ухватился за стойку бара.

— Ну кто, кроме женщины, способен так тупо клюнуть на эту сладенькую сказочку о животных?

Мириам почувствовала, как к глазам подступили слезы бессильного гнева, и в тот же миг увидела, что Бен сам испугался своего выпада. Попытался выдавить из себя улыбку, но от этого складка вокруг рта стала еще более жесткой. Протянул к ней руку, на секунду коснулся плеча Мириам и опять отдернул.

— Я не хотел… — начал он. Не договорил и долго смотрел на нее, беспомощно, с мольбой в глазах.

— Так ведь все вполне понятно, Бен. В самом деле, ты послушай себя.

Стэнли Форбс снял еще много фильмов — одни получше, другие похуже, но откровенных неудач больше не было. Ему удалось заполучить свою первую оскаровскую номинацию (кажется, за лучший саундтрек, но номинация есть номинация, хотя бывшие однокашники конечно же думали иначе), и, рекламируя свои фильмы, он несколько раз заезжал в Нидерланды. А тогда снимал номер в гостинице «Амстел» или «Краснаполски», звонил оттуда старым приятелям и договаривался с ними пообедать в кафе или ресторанчике.

— Что он нашел в этом «Амстеле»? — удивлялся Бен. — Что он хотел этим доказать?

Несколько лет назад Бен, Стан и Мириам сидели за столиком в только что открывшемся модном ресторане на узенькой улочке за площадью Дам. Бен со Станом откапывали в памяти давно ушедшие события академической юности, и тут, откуда ни возьмись, у столика появились две юные особы лет двадцати. Хихикая и краснея, они попросили у Стэнли Форбса автограф, и он, широко улыбаясь, размашисто закрутил свою подпись на обороте картонной подставки под пиво. Бен немедленно заказал порцию можжевеловки, а потом еще одну. Разговор зашел о различиях между американскими и европейскими фильмами. Европейские фильмы, по мнению Бена, всегда более содержательны, а голливудская коммерция нацелена исключительно на создание мыльных пузырей и шаблонов.

— Европейские, пожалуй, да, — отозвался Стан. — Но нидерландские?

— А что не так с нидерландскими? — поинтересовался Бен. — Что там не падают вертолеты, не взрываются космические корабли? Оттого что мы здесь не располагаем миллионами, которые там, в Голливуде, вкладывают, чтобы заманивать людей в кинотеатры? Взрывами и погонями, ведь за этим ничего больше не стоит.

Мириам заметила, что Стану неинтересно продолжать разговор. Он пробежал глазами меню и попытался, впрочем без особого успеха, привлечь внимание какой-нибудь из множества официанток. Но Бена было уже не остановить. Он прошелся по голливудским продюсерам, которым ничего не стоит изменить концовку фильма, словно режиссера в природе не существует.

— С художником в Америке не считаются, — вещал он, — потому что талант не измеряется долларами.

— Все зависит от того, что тебе больше нравится, — парировал Стан. — Продюсер ли, который работает ножницами после того, как ты закончил фильм, или же комиссия так называемых специалистов, как заведено здесь, в Нидерландах. Перед такой комиссией ты и на коленочки станешь, и ковриком расстелешься, будешь умолять о снисхождении еще прежде, чем отснимешь один-единственный метр пленки. Будешь объяснять сценаристам и прочим придуркам, почему у того или иного героя столько негативных черт. И вообще соответствует ли все это реальности. И почему в твоем фильме нет ни турок, ни марокканцев. Вот из-за этой фигни я и сбежал отсюда. Потому что здесь сплошная мертвечина. А потом они удивляются, почему нидерландский кинематограф вызывает только усмешку.

Бен поднес к губам стакан. Мириам слышала, как кубики льда стучали о его зубы, когда он залпом осушил стакан. Он вытер рот тыльной стороной руки и на мгновение закрыл глаза.

— Полагаю, мои фильмы тоже вызывают у тебя усмешку? — Он снова открыл глаза. — Все мои фильмы до сих пор вызывали у тебя усмешку, но ты щадил меня и не говорил мне это прямо в лицо?

Нижняя губа у него задрожала — Мириам не удивилась бы, если бы он расплакался.

Стан откинулся на стуле и широко развел руками:

— Помилуй, Бен. Ты же мой друг. А к фильмам друзей относишься иначе. Трудновато разделить эти вещи.

— Прошу прощения. — Бен поднялся, поморгал глазами, Мириам видела, слез в них не было. Интересно, заметил ли Стан. — Мне надо отойти.

Бен нетвердой походкой двинулся в сторону туалетов, задевая по пути стулья и столы.

— Господи, опять, — сказал Стан. — Ну почему я не умею придержать язык? — Он выдернул из-за ворота салфетку, разгладил ее на коленях, положил на стол.

Мириам хотела сказать, что дело не в нем и что Бен, стоит ему перебрать, всегда начинает дурить и вести себя по-детски, только она не знала точно, когда началось ребяческое поведение: когда он опьянел или когда он разом опрокинул в себя стакан.

Не обращайте внимания, хотелось ей сказать. Он всегда такой. Он очень ценит вашу дружбу.

Но она промолчала. Смотрела на Стана Фоортхейзена. Стэнли Форбса. И думала о жизни — о собственной жизни, — как бы все сложилось, будь она замужем за человеком, которому хватило бы мужества сжечь за собой все мосты и переехать в другую страну.

В интервью у бассейна Стан еще играл роль преуспевающего режиссера. Теперь же он был преуспевающим режиссером, пусть и не с такими фильмами, которые нравятся нидерландскому зрителю. Она вспомнила один документальный фильм про Стэнли Форбса на съемочной площадке, за работой над одним из фильмов. Он был в выпендрежной камуфляжной куртке и черной ковбойской шляпе с широкими полями. Ему это необходимо, чтобы стать Стэнли Форбсом, так ей казалось тогда. Чтобы верить в Стэнли Форбса.