Читать книгу "Белые медведи - Анатолий Крысов"

- Мне эти таблеточки сильно помогают, они дают мне жизненные силы. Посмотри, как я двигаюсь, - он показывает пару танцевальных движений, которые в его исполнении выглядят скорее комично, чем как-то еще. - Я классный, да?

Этот вопрос обращен к моделькам, а не ко мне. Те, словно по команде, начинают прыгать и хлопать в ладоши.

Подходит Никифорыч, чуть качаясь. Похоже, он успел прилично надраться, пока ждал у барной стойки. Он кладет руку мне на плечо и говорит:

- Саня, мне пора. Отойдем на минутку, - он поворачивается ко Льву Соломоновичу и продолжает: вам, кстати, тоже не мешало бы поехать домой, а то, глядишь, упадете здесь, и в мире станет на одну сволочь меньше.

Хороший человек Никифорыч, но абсолютно прямолинейный, как поезд. Он может пристрелить человека на месте, если тот скажет, что гомосексуализм - это нормально. Терпимость веками развивалась не для таких индивидов, как мой друг.

Чувствуя приближающуюся ссору, я вскакиваю со своего места и тяну Никифорыча к выходу, но тот упирается и кричит:

- Что же ты делаешь, Лева?! Зачем ты им жизни ломаешь, а?!

Лев Соломонович тоже поднимается. Я думаю, он здесь не один, так как с некоторых пор ходит в клубы только с телохранителем. Это началось после какой-то драки, в которой ему выбили зуб. Смешно, но Лев Соломонович, сколько я его помню, всегда становился жертвой побоев. Возможно, по причине маленького роста, щуплого телосложения и повсеместно острого языка.

Он кричит Никифорычу в ответ:

- Ты, солдафон, куда пошел? - делает жест в сторону танцпола, и из темноты вырастает человек-шкаф-для-одежды. Его лицо не выражает ровным счетом никаких эмоций. - Старика ты можешь оскорблять, а вот как насчет моего боевого товарища?! Я жалею о том, что решил встретиться тут. О том, что решил поговорить с Львом Соломоновичем из вежливости. О том, что вообще родился на свет. Здесь и сейчас будет такое, что в дурном сне приснится немногим.

Никифорыч, что есть сил, пытается вырваться из моих цепких рук, одновременно достает из-за пояса пистолет. Я постоянно удивляюсь, каким образом у него получается везде проносить с собой оружие. Охранник Льва Соломоновича хватает стул. Сам виновник происходящего продолжает кричать:

- Ах ты, падла! Не забыл еще свои ментовские привычки! - он прыгает где-то позади человека-шкафа-для-одежды и продолжает: тут тебе приличное место! Ну-ка, брось пукалку и давай на кулаках!

Но эти слова не имеют никакого значения: лицо Никифорыча каменеет. Я прекрасно знаком с этой его гримасой. Столько бедолаг пало его жертвой. Сквозь коду техно-обработки «Back in USSR» я слышу щелчок предохранителя и зажмуриваюсь до боли в щеках.

13

Меня разбудили слова, доносящиеся из ванны: «Я звезда!» Это Татьяна повышает самооценку, развивая личность. Быть может, мне следует попробовать делать так же? Интересно, если я каждый день буду говорить своему отражению в зеркале: «Саша, ты красавец!», - я превращусь в Алена Делона? Обязательно, как раз в тот момент, когда Татьяна станет звездой.

Что происходило вчера, я помню с трудом, но боль под глазом освежает картину. Угораздило же меня полезть разнимать этих идиотов! Я закрываю глаза и вижу себя, повисшего на плечах Никифорыча, хотя это бессмысленно, ведь у него в руках пистолет. Новенькая блестящая семизарядная Берета, готовая открыть огонь в любую секунду.

И да, выстрел был. Всего один короткий хлопок, и кто-то закричал. Слава Богу, что пуля попала в потолок, а в следующую секунду я уже выбивал Берету у Никифорыча из рук. Тот рефлекторно отмахнулся и попал мне аккурат под правый глаз. От удара я потерял равновесие, взор помутнел. Вскоре тело мое благополучно приземлилось на пол, но еще какое-то время я находился в сознании и наблюдал за схваткой между Никифорычем и человеком-шкафом-для-одежды. Все кончилось быстро: Лев Соломонович, вовремя подсуетившись, опустил со всей силы противнику на голову литровую бутылку ледяной «Столичной». Последнее, что я видел перед тем, как силы покинули меня, - это густая кровь, разбавленная водкой, стекающая с плеч Никифорыча. А Лев Соломонович продолжал кричать: «Вот тебе, сука!»

Помню, я еще успел подумать: «Как подло». Затем подбежали охранники, скрутили нас, вызвали милицию и скорую помощь.

Домой я вернулся где-то между тремя и четырьмя часами утра, так как пришлось еще давать показания в отделении. Нас всех отпустили по домам - это Никифорыч сумел решить все вопросы с законом еще до того, как была написана первая буква моих свидетельских показаний. К счастью, когда я вышел из кабинета дежурного опера, остальные участники драки уже разъехались. Получилось удачно, ничего не скажешь.

Татьяна давно привыкла к тому, что я могу вернуться поздно ночью или спустя день или спустя неделю. Моя жена давным-давно ничему не удивляется, ее больше заботят проблемы самореализации, чем фингал мужа.

Я сажусь на кровати и тру лицо. Похоже, мое здоровье успело принять не один удар Никифорыча, а несколько. Татьяна заходит в комнату и говорит:

- Проснулся? - она улыбается и продолжает: давай, собирайся быстрее. Мы должны быть через полтора часа на похоронах. Не забыл?

- Нет, - только и отвечаю я, хотя, ясное дело, забыл. Самое смешное, что на похоронах будут все участники вчерашней вакханалии: и я, и Лев Соломонович, и Никифорыч. Драка, кстати, может повториться, но тут уж найдется, кому разнять. Я буду молча сидеть в углу и накачиваться водкой вкупе с компотом из сухофруктов. Что за традиция: есть на поминках ложками и пить компот?

Проходит несколько минут, я умываюсь, и вот мы с Татьяной разместились за кухонным столом, пытаемся позавтракать. Одна из немногих возможностей поговорить друг с другом, которой я постоянно пренебрегаю, а моя жена, наоборот, наслаждается.

Она говорит, намазывая хлеб маслом:

- Как дела, Саша? Что вчера произошло?

- Да, все хорошо, - отвечаю я и рассказываю: сидели в «Сетях» с Никифорычем, разговаривали, а затем он что-то не поделил с Герингом. Началась стрельба, драка, стулья полетели в разные стороны. Ну ты в курсе, да?

Татьяна смеется, наливая чай. Говорит:

- Да уж, знаю. Но ты не дал им убить друг дружку, верно? Ты такой смелый, - гладит меня по плечу. - Именно поэтому я вышла за тебя замуж, - вдруг она меняется в лице, пытаясь изобразить крайнюю озабоченность, и спрашивает: а как там Инна?

На самом деле причина нашей свадьбы кроется в ином. Просто на тот момент у нее не было других вариантов, а возраст уже поджимал. Лучше ведь жить с квазимодо, но с толстым кошельком, чем состариться в одиночестве под аккомпанемент собственных страданий.

- С Инной все в порядке, - вру я. - Был у нее недавно. Надеюсь, она поправится.

- Можно, я съезжу с тобой в следующий раз? - говорит Татьяна и объясняет: все-таки она когда-то была мне подругой.

Хорошей подругой, думаю я. Она ведь подарила тебе мужа, которого могло и не быть вовсе. Такое не забывают, ценят.