Читать книгу "Клуб ангелов - Луис Фернандо Вериссимо"

Лусидио, возможно, закончил курс кулинарии, оплаченный Рамосом, который привил обоим вкус к «Шекспиру и соусам» и, возможно, заставил выучить наизусть всего «Короля Лира». Что, если судить по Образчику, который я наблюдал, не являлось несомненным доказательством любви.

В версии, которую я купил в торговом центре, сноски, объясняющие непонятные слова, занимают большую часть страницы. Объяснения больше текста! Все эти месяцы Лусидио и Самуэл вели турнир цитат из «Короля Лира». Что бы ни происходило, оно происходило между Лусидио и Самуэлем. Это не имело отношения к нам, нашему наказанию или нашему искуплению. «Я — казненный», — сказал Самуэл. Мы были всего лишь мухами. Мы умирали как мухи.

Отец привел в исполнение свою угрозу и прекратил выплачивать мне содержание. В банк ничего не поступает. Ливия не даст умереть с голоду, но я должен придумать способ заработать деньги на покупку моих орехов. Я ничего не умею делать. Однажды я придумал писать специализированные книги по кулинарии. Один путеводитель только по возбуждающим сексуальное желание блюдам, другой — только о красных блюдах, или белых, или коричневых. Книга рецептов экзотической кухни разных стран мира, блюда из собак, обезьян, муравьев, саранчи. Рассказы о пище, приготовленной или потребленной в странных ситуациях, например, яйца, поджаренные на асфальте, трехметровая в диаметре пицца или желе, слизанное с пупка. Вряд ли существует рынок сбыта для моих рассказов о сиамских лесбиянках, тем более теперь, когда они вошли в фазу финального ужаса с существующей без сна Зенайде, принужденной к вечному бодрствованию, чтобы не быть укушенной сестрой-вампиром, и Зулмирой, развлекающейся бесконечным бредом о человечестве, аппетите, одержимости и смерти. Ливия считает, что я должен писать для детей, раз уж до сих пор не повзрослел. Я подумываю о том, как переделать рассказы о сиамских лесбиянках для детской аудитории.

Чиаго пришел на блинный ужин в хорошем настроении:

— Давайте договоримся, что сегодня никто никого не травит. А?

Лусидио был на кухне. Самуэл потонул в кожаном кресле у меня в кабинете. Открыв дверь Чиаго, я вернулся в кресло напротив, откуда вот уже минут пятнадцать я наблюдал за мрачным молчащим Самуэлем. Мы не обратили внимания на Чиаго, который спрятал улыбку, бросился в третье кожаное кресло и покорился царящей тишине. Самуэл не сказал ни слова, с тех пор как пришел. После еще пяти минут паузы заговорил я:

— Это тебя казнят.

— Да.

— Лусидио.

— Да.

— Почему?

— Месть.

Мы ждали, что Самуэл продолжит, но он не был склонен облегчить наш допрос.

— За что Лусидио мстит? — спросил Чиаго.

— За смерть Рамоса.

Мы с Чиаго переглянулись. Моя очередь:

— Какое отношение ты имеешь к смерти Рамоса?

— Я был палачом.

Я сразу подумал о СПИДе. Самуэл чувствовал ответственность за болезнь Рамоса, чьим любовником он был. Но Чиаго сделал другой вывод. Шоколадный Кид не признавал метафор. Он предпочитал свои простые и прямые детективные рассказы.

— Рамос умер от СПИДа.

— Нет, он умер от яда. Я его отравил.

Я продолжал думать, что это метафора.

— Ты его отравил вирусом.

— Нет, я отравил его мятным соусом.

Лусидио вошел в кабинет и сообщил, что есть два вида икры для блинов на закуску. Черная или красная. Мы хотим обе или предпочитаем одну из них? Мы единогласно проголосовали за обе. Лусидио вернулся на кухню.

Священным Палачом, как оказалось, был Самуэл. Он казнил Рамоса, чтобы ускорить его смерть. Он не о Лусидио думал, когда вспомнил о Священном Палаче на кладбище. Самуэл сам был необходимым убийцей. Лусидио оказался вознаграждением. Мы же уподобились мухам.

— Погоди-ка, погоди…

Шоколадный Кид ничего не понимал. Он попросил помощи.

— Ты отравил Рамоса, Лусидио об этом узнал… Я прервал его:

— Откуда Лусидио узнал?

— Рамос рассказал. Он ему написал из больницы в последний день.

— Рамос знал, что ты его отравил?

— Рамос попросил об этом.

— Погоди-ка, погоди…

— Ты положил яд в мятный соус на последнем ужине Рамоса, потому что знал — только Рамос станет есть мятный соус с бараниной. Ты его любил и хотел сократить его страдания. Потому что он об этом попросил.

Самуэл сидел с закрытыми глазами, прижав кончики пальцев к вискам. Он открыл глаза и долго пристально смотрел на меня, прежде чем произнести:

— Я любил всех вас, Даниэл.

Шоколадный Кид начал терять терпение:

— Погоди-ка. Давай начнем с начала…

— Чего именно ты ждал от нас, Самуэл? Ты должен был знать с самого начала, что ни из одного из нас не выйдет толка. Со времен наших посиделок в баре «Албери» ты знал, что никто из нас ни на что не годен. Ты хотел нас спасти. Ты был самым порочным за всех нас, ты дрался за нас, ты чуть не умер за нас, ты даже трахнул Мару за нас, а мы так и не поняли, чем ты хотел, чтобы мы стали.

— А теперь слишком поздно. — Самуэл улыбнулся, показав почти черные зубы.

Чиаго не терпелось вернуться к главному. Если Лусидио хотел отомстить Самуэлу за смерть Рамоса, то почему не отравил его первым? Почему убил всю компанию и оставил Самуэла под конец?

Самуэл указал рукой в мою сторону, продолжая улыбаться. Хотел сказать, что уступает мне право ответить за него.

— Потому что они оба — злые мальчики, Кид. Лусидио хотел доказать Самуэлу, что может быть более жестоким, чем он. Потому что главная месть Лусидио — не просто убить Самуэла, а сначала убить всех, кого он любит. Наша роль — роль мух.

— И потому что он… — Самуэл показал на Лусидио, только что вошедшего в кабинет сказать, что все готово, — сволочь. — И добавил, вставая с кресла: — В плохом смысле.

* * *

Мы выпили ледяной водки за голод, за Рамоса, за Абеля, за Жуана, за Маркоса, за Сауло, за Пауло и за Педро. Лусидио стоял возле стола, пока мы ели на закуску блины с красной и черной икрой. Происходящее не имело к нему отношения.

— И ты молчал, — укорил Чиаго. — Ты позволил ему убивать нас одного за другим…

— Я хотел посмотреть до чего он может дойти, — вздохнул Самуэл, выжимая лимон на черную икру. — Можешь назвать это болезненным любопытством.

— Но… но…

Чиаго в своем возмущении был готов забыть про икру. Он не хотел подавиться икрой.

— А что мы здесь делаем, Кид? — спросил я. — Почему позволяем нас травить? Никто не пропустил ужина Лусидио. Кроме мертвых, естественно.

— Я всегда приходил из-за еды, а не из-за яда.

— Но приходил.