Читать книгу "Клуб ангелов - Луис Фернандо Вериссимо"

— Еще, я хочу еще. — И добавил: — Человек потому и человек, что хочет еще!

И Лусидио принес из кухни последнюю порцию. Педро проглотил ее одним махом.

В то время как Педро производил вслух инвентаризацию лучших воспоминаний своей жизни и сообщал, что самые большие радости он испытал в компании своих собак (заметьте, в первую очередь собак, потом Мариньи), Самуэл произнес после коньяка, пристально глядя на Лусидио:

— Алхимия нужды преображает навес из веток в золотой шатер.

Третий акт, вторая сцена.

Но если Самуэл и Лусидио сообщники в нашем церемониальном уничтожении, как объяснить ненависть во взгляде Самуэла?

Глава 9. «КЛУБ МУХ»

— Филоктетис, — сказал Самуэл. В часовню, где отпевали Педро, нам не позволил войти брат Пауло, бывший агент ДОПСа, ныне улыбчивый пенсионер. Он попросил нас уважать боль семьи.

— Вы — нет, — произнес он, улыбаясь.

В открытую дверь часовни мы видели около раскрытого гроба дону Нину, которая отгоняла воображаемых мух от сына и время от времени поправляла волос или разглаживала галстук покойного.

Самуэл, Чиаго и я были как Филоктетис, раненый воин, чья рана воняла и никто не хотел терпеть его рядом. Мы пахли смертью. Из странных мы превратились в гротескных. Наше место было на острове Филоктетисова убежища, подальше от нормальных людей. Даже Мара вошла в часовню, не взглянув в нашу сторону.

Ни одно из указаний Педро по его похоронам не было исполнено, и на мою речь на краю могилы наложено вето по единодушному сговору семьи, особенно доны Нины, которая помнила меня как нездорового мальчика, чья близость к гробу, конечно, была бы опасна для покойника. Грязюка — нет!

Педро явился с ужина поздно и не вошел в дом. Он отправился к конуре в глубине двора.

Решил умереть между своими собаками. Был найден мертвым в обнимку с боксером по кличке Чемпион и облизываемый другим — по кличке Джексон.

Самуэл, Чиаго и я пошли гулять по кладбищу. Самуэл выглядел еще более мрачным. Казалось, на каждых похоронах он стареет на несколько лет. В предыдущую ночь мы решили, что перед нами возникла дилемма: было начало августа и не осталось ни одного члена «Клуба поджарки», чтобы отвечать за ужин. Чиаго даже предложил закрыть сезон и упразднить «Клуб поджарки», но мы с Самуэлом не согласились. Педро уже считал себя покойником и промолчал.

Никто не произнес этого вслух, но казалось несправедливым закончить это нечто, не важно, что это было, таким способом. Несправедливо по отношению к умершим. Вот тогда Лусидио и предложил, что он будет отвечать за ужин. Он приготовит блины. Ужин из одних блинов. За его счет, в подарок, как взнос. Так мы и договорились, что сентябрьский ужин в моей квартире будет дан Лусидио в честь «Клуба поджарки», его мертвых и выживших, и будет простым ужином из блинов.

— Если порядок алфавитный, следующий — ты, Самуэл, — произнес Чиаго на кладбище.

— Я не так уж люблю блины, — отозвался Самуэл.

— Я тоже, — буркнул я.

— И я, — напомнил Чиаго.

Никто не попросит больше блинов. Ужин в сентябре состоится, но никто не попросит добавки, и поэтому возможность похорон в сентябре будет невелика.

В конце дня, пока Педро отпевали в часовне, Самуэл, Чиаго и я, отринутые, слонялись по тополевым аллеям кладбища, волоча за собой молчание, становившееся все тяжелее. Даже я, не умеющий молчать, ничего не говорил, и было видно, что Шоколадный Кид сдерживается, чтобы не задать Самуэлу вопросы, которые он хотел задать. Десяток раз он открывал рот, чтобы заговорить, но не посмел. В конце концов заговорил сам Самуэл, после того как постоял перед украшавшей один из мавзолеев статуей ангела с мечом в руке.

— В различных культурах, — начал Самуэл, словно разговаривал сам собой, — существует фигура Священного Палача. Это необходимый убийца, который сопровождает свою работу определенным ритуалом и остается порой не понят. Почти всегда он изгнан, его деяния понимают, только когда он становится мифом. Сам Каин, подлец по Библии, со временем превращается в уважаемую фигуру. Каин — патриарх, основатель городов…

Я подумал, что он оправдывается, и рискнул:

— Священный Палач сам себя назначает на эту должность или его роль определяется кем-то другим?

— Никто его не назначает. История его определяет. Или необходимость.

— Но кто решает, что нужен ритуал? В нашем случае?

— Что значит, в нашем случае? Мы остановились.

— В нашем случае, Самуэл.

Чиаго не удержался. Наш одержимый Шоколадный Кид должен был перейти к практике.

— Вы с Лусидио были знакомы раньше, правда, Самуэл?

Самуэл промолчал. Потом кивнул. И добавил:

— Слегка.

— Он — Священный Палач. А ты кто?

Это спросил я. Самуэл грустно покачал головой. Снова зашагал, и мы следом за ним. Он произнес не обернувшись:

— Вы ничего не понимаете.

Мы вернулись к часовне, когда процессия двинулась. Мы пошли за ней, держа дистанцию изгоев. Я заметил Жизелу, которая от меня отвернулась. И сеньора Спектора, который снова стал подавать мне семафорные сигналы, которые я трактовал как объявление скорого визита. Мы оставались вдалеке, пока Педро клали в семейный склеп, рядом с отцом, безо всяких речей. Мара поддерживала дону Нину, та казалась спокойной. Ее Педриньо в конце концов был освобожден от всех зараз. Только когда небольшая толпа начала расходиться, Самуэл, стоявший со мной рядом, вновь заговорил;

— В нашем случае я — казненный.

Мы приехали на похороны на машине Чиаго. У меня нет автомобиля. Мне никогда не разрешали водить. С детства у меня склонность к катастрофам. Это мой единственный очевидный талант. На обратном пути с кладбища Чиаго предложил:

— Не знаю, как вы, но я считаю, мы должны покончить с этой забавой.

Мы с Самуэлом промолчали. Чиаго продолжил:

— Ладно. Давайте устроим наш последний ужин. Съедим блины и покончим с этой историей? А?

Мы продолжали молчать. Самуэл — на переднем сиденье, рядом с Кидом, я — сзади.

— И я думаю, мы должны донести на Лусидио, прежде чем это сделает кто-то другой. Жизела не сидит сложа руки. Она твердит, что будет расследовать смерть Абеля, подаст в суд. В любой момент Лусидио могут арестовать и, кто его знает, нас заодно, как сообщников. И еще…

— Wanton boys, — произнес я.

Самуэл повернулся ко мне:

— Wanton boys. Откуда это?

— Шекспир. «Король Лир».

— Вы меня не слушаете, черт возьми! — взорвался Кид.

Вот она — цитата. Я купил пакет «Короля Лира» в торговом центре на следующий день. Мой английский язык еще хуже моей памяти, и было непросто найти все цитаты, услышанные мной от Лусидио и Самуэла. Но wanton boys — вот они. Акт четвертый, сцена первая. «As flies to wanton boys are we to the gods; they kill us for their sport» — как мухам, дети в шутку, нам боги любят крылья обрывать. Рамос говорил мне о своих wanton boys, одном — в Бразилии, другом — в Париже. Бразильский — Самуэл, абсолютный wanton boy, в этом никто не сомневается. Парижский, должно быть, Лусидио.