Читать книгу "Охотники на мамонтов - Джин М. Ауэл"

Немного погодя он слегка приподнялся и с нежной озабоченностью взглянул на нее.

— Извини меня, — смущенно сказал он.

— Почему ты извиняешься?

— Все произошло слишком быстро, ты была еще не готова… Ты не смогла разделить со мной Дар Радости.

— Я была готова, Джондалар. Я тоже обрела Дар Радости. Ведь я сама попросила тебя. Моя Радость заключается в твоей Радости. Моя Радость в твоей любви, в твоем горячем чувстве ко мне…

— Но ты же не достигла наивысшей точки, не испытала всей полноты наслаждения, как я.

— Это не так уж важно. Я испытала другое чувство, чувство другой Радости. Разве я всегда должна достигать той наивысшей точки?

— Нет, наверное, нет, — задумчиво сказал он и добавил: — К тому же ночь еще только началась. Давай-ка поднимайся. Здесь довольно холодно. Пойдем лучше в дом, в нашу теплую постель. Диги и Бранаг наверняка уже лежат обнявшись за опущенным пологом. Ведь скоро им придется расстаться до будущего лета, и они явно жаждут остаться наедине друг с другом.

Эйла улыбнулась.

— Однако они не такие жадные, как ты. — Ей показалось, что он покраснел, хотя темнота и не позволяла видеть этого. — Я люблю тебя, Джондалар. Люблю всего тебя, все, что ты делаешь… Даже твою жадность… — Она отрицательно мотнула головой. — Нет, не так, это не то слово.

— Думаю, ты хочешь сказать слово «страстность».

— Я люблю даже твою страстность. Да, правильно. По крайней мере твой язык я знаю лучше, чем язык Мамутои. — Она помедлила. — Фребек сказал, что я неправильно говорю, Джондалар. Как ты считаешь, я смогу когда-нибудь научиться правильно говорить?

— Я тоже не совсем правильно произношу их слова. Ведь мой родной язык имеет свои особенности. А Фребек — просто вредный тип, от него одни неприятности, — сказал Джондалар, помогая ей встать. — И знаешь, что удивительно, в каждой пещере, в каждом стойбище, в любом племени обязательно есть подобный смутьян. Не обращай на него внимания, да и на других — тоже. Ты очень хорошо говоришь. Я восхищаюсь тем, как быстро ты усваиваешь языки. Скоро ты будешь говорить на языке Мамутои гораздо лучше меня.

— Я должна правильно научиться произносить слова. У меня нет другого выхода, — мягко сказала она. — Здесь никто не говорит на языке жестов, к которому меня приучили с детства, а для Клана я умерла. — Она на мгновение закрыла глаза, испытывая чувство мрачной опустошенности.

Отогнав эти грустные мысли, Эйла начала одеваться, но вдруг остановилась.

— Подожди-ка, — сказала она, вновь снимая свой наряд. — Очень давно, когда я достигла женской зрелости, Иза рассказала мне все, что следует знать женщине Клана об интимных отношениях между мужчиной и женщиной, хотя она и сомневалась, что я когда-нибудь найду себе пару и что эти знания мне действительно понадобятся. Обычаи Других, конечно, могут быть совершенно иными, ведь даже свои чувства они проявляют иными способами, но это будет первая ночь, которую я проведу в жилище Других, и мне кажется, я должна совершить очистительный обряд после наших любовных развлечений.

— Что ты имеешь в виду?

— Я собираюсь искупаться в реке.

— Эйла, может, не стоит? Сейчас так холодно и темно. Это даже опасно.

— Я не буду заплывать далеко. Просто сполоснусь у берега, — сказала она, сбрасывая парку и снимая через голову нижнюю рубашку.

Река была уже по-осеннему холодной. Джондалар следил за ней с берега, и ему достаточно было окунуть руку, чтобы понять, насколько там холодно. Ее желание совершить такое купание напомнило ему об очистительных ритуалах, предшествующих обряду Первой Радости, и он решил, что легкое омовение ему тоже не повредит. Наконец продрогшая Эйла вышла из воды. Он принял ее в свои согревающие объятия, мохнатый бизоний мех его парки высушил ее тело, затем Джондалар помог ей надеть рубашку и парку.

Река вернула Эйле бодрость и свежесть, и, когда они вошли в земляное жилище, все ее тело приятно горело. Большинство людей уже улеглись спать. Красневшие в очагах угли были присыпаны золой, и голоса звучали приглушенно. Первый очаг оставался пустым, хотя на блюде еще лежали куски остывшего мамонтового жаркого. Когда они тихонько проходили через помещение Львиного очага, Неззи поднялась со своего места и задержала их.

— Эйла, я просто хотела поблагодарить тебя, — сказала она, бросив взгляд на одну из возвышавшихся у стены лежанок. Проследив за ее взглядом, Эйла увидела на широкой кровати очертания трех маленьких раскинувшихся тел, укрытых меховым покрывалом. Лэти и Руги делили это ложе с Ридагом. Дануг вольготно устроился на второй лежанке, а на третьей, вытянувшись во всю длину, лежал Талут. Он приподнялся на локте в ожидании Неззи и с улыбкой смотрел на Эйлу. Она кивнула ему и тоже улыбнулась, не вполне уверенная, правильно ли она поступила.

Неззи залезла под бочок к рыжеволосому гиганту, а гости двинулись к следующему очагу, стараясь ступать как можно тише, чтобы никого не потревожить. Эйла почувствовала на себе чей-то взгляд и посмотрела в сторону пристенных лежанок. В темном провале между створками полога виднелись два горящих глаза и белозубая улыбка. Заметив, как напряглась спина Джондалара, молодая женщина быстро отвела взгляд. Ей показалось, что она услышала тихий смех, но потом поняла, что это был храп, доносившийся с лежанки, расположенной у противоположной стены.

В помещении большого четвертого очага одна из кроватей была завешена тяжелой кожаной полстью, отгораживавшей ее от узкого центрального прохода. Судя по доносившимся оттуда звукам и шорохам, эта лежанка была уже занята. Эйла заметила, что большинство спальных мест в этом длинном доме имели подобные занавесы, крепившиеся к мамонтовым костям сводчатой стены или к вертикальным кольям, вкопанным в землю. Однако не все занавесы использовались. Кровать Мамута, темневшая у противоположной стены, была открыта. Старик лежал под покрывалом, но Эйла знала, что он не спит.

Джондалар зажег лучину от горячих углей очага и, прикрывая ее рукой, понес к изголовью выделенной им лежанки. Там в стенной нише находился довольно плоский камень с выдолбленным посередине чашеобразным углублением, наполовину заполненным жиром. Джондалар зажег фитиль, напоминавший сплетенную из травы косичку, и огонь этого каменного светильника озарил стоявшую за ним фигурку Великой Матери. Затем он развязал ремни, стягивавшие два створа кожаного полога, и, когда они развернулись, скрыв их лежанку, Джондалар поманил к себе Эйлу.

Приподняв край занавеса, она проскользнула внутрь и залезла на возвышение, покрытое множеством меховых шкур. Усевшись в центре широкой лежанки, освещенной тускловатым, мерцающим светом и отгороженной занавесом, Эйла вдруг осознала, как надежно и уютно их маленькое ночное пристанище. Здесь они могли уединиться, забыв о существовании всего остального мира. Она вспомнила, как в детстве набрела на маленькую пещеру, где часто укрывалась потом, когда ей хотелось побыть в одиночестве.

— Какие они умные, Джондалар. Я и представить себе не могла, что можно придумать нечто подобное.