Читать книгу "Сентябрьские огни - Карлос Руис Сафон"

Ирен приблизилась к порогу дома. Она до судорог в животе боялась постучать. Какое право она имела беспокоить людей, убитых горем? О чем она думала раньше?

Внезапно утратив решимость, Ирен застыла на месте, не осмеливаясь навязываться Юперам и не желая уходить. Ее обуревали противоречивые чувства: неуверенность, смущение и одновременно потребность увидеть Исмаэля, поддержать его в такой трудный момент. Вдруг дверь дома открылась и показалась дородная, солидная фигура доктора Жиро, местного эскулапа. Доктор вышел на улицу. Его блестящие глаза, защищенные стеклами очков, заметили притаившуюся в тени Ирен.

— Ты ведь дочка мадам Совель, да?

Девочка кивнула.

— Если ты пришла к Исмаэлю, то его нет дома, — сообщил доктор Жиро. — Узнав о смерти кузины, он прыгнул на свою яхту и уплыл.

От врача не укрылось, как побелело лицо Ирен.

— Он хороший мореход. Он вернется.

Ирен дошла до края пристани. На фоне густого тумана в открытом море вырисовывался одинокий силуэт «Кеанеос», подсвеченный луной. Усевшись на парапет, девочка смотрела вслед яхте, державшей курс на остров со старым маяком. Не существовало в тот момент силы, способной спасти Исмаэля от одиночества, к которому он сам стремился. У Ирен возникло искушение взять лодку и последовать за парнем, нарушив условную границу его тайного мира, но она понимала, что все попытки заранее обречены на неудачу.

Только теперь Ирен по-настоящему прочувствовала и осознала ужас случившегося, и глаза ее наполнились слезами. Едва «Кеанеос» окончательно скрылась в темноте, Ирен села на велосипед и поехала домой.

Возвращаясь длинной дорогой вдоль пляжа, Ирен представляла себе безрадостную картину, как Исмаэль молчаливо сидит на башне маяка, наедине со своими мыслями. Много раз в ее жизни возникали ситуации, когда она сама выбирала такой же путь, замыкаясь в себе. И девочка поклялась, что не оставит Исмаэля одного и ни за что на свете не позволит ему заблудиться на унылой дороге теней.

Ужин в тот печальный вечер получился скомканным. Над Симоной и ее детьми будто довлел тягостный церемониал, состоявший из длительных пауз, недомолвок и уклончивых взглядов, в то время как они притворялись, что с аппетитом едят. Наконец все разошлись по своим комнатам. В одиннадцать часов дом словно опустел и горела всего одна лампочка — ночник Дориана.

Холодный ветер задувал в открытое окно спальни. Дориан лежал на кровати, уставившись в темноту, и слушал призрачные голоса леса. Незадолго до полуночи мальчик погасил свет и приблизился к окну. Темный океан листьев в чаще волновался от дуновения ветра. Дориан пристально вглядывался в толпу теней, водивших хоровод в дебрях леса. Мальчик кожей ощущал, что в темноте творится неладное.

За лесом виднелся зловещий силуэт Кравенмора, в северном крыле светился желтым прямоугольник последнего окна. Неожиданно над лесом вырос мерцающий золотистый нимб. В темных зарослях замелькали огни — отблески факела или фонаря. У мальчика перехватило дыхание. Сверкающие искры то загорались, то гасли, описывая по лесу круги.

Через минуту, надев толстый свитер и кожаные сапоги, Дориан на цыпочках скользнул вниз по лестнице и с бесконечной осторожностью открыл дверь на веранду. Ночь выдалась холодной, и море рокотало во мгле у подножия скал. Дориан проследил взглядом за лунной дорожкой, серебристой лентой убегавшей в глубину леса. Ощутив трепет в желудке, он вспомнил о своей теплой, безопасной комнатке и тяжело вздохнул.

Вспышки, словно блестящие булавки, прокалывали туман на опушке леса. Мальчик сделал шаг, другой — его неодолимо тянуло вперед. Не успев опомниться, он очутился в лесу. Тень окутала его со всех сторон, Дом-на-Мысе остался за спиной и казался теперь далеким, бесконечно далеким.

Ни кромешная темнота, ни вселенская тишина не помогли бы Ирен заснуть. Наконец ровно в полночь она оставила попытки задремать и зажгла маленькую лампу на прикроватной тумбочке. Дневник Альмы Мальтис покоился рядом с миниатюрным медальоном, фигуркой ангела, отчеканенной на серебре. Медальон много лет назад подарил Ирен отец. Девочка взяла в руки дневник и снова открыла его на первой странице. Изящный волнистый почерк приветствовал ее как старую знакомую. Бумага, блеклая и порыжевшая, напоминала поле ржи, колыхавшееся на ветру. Неторопливо скользя глазами по строчкам, Ирен снова отправилась в путешествие по тайным закоулкам памяти Альмы Мальтис.

Едва перевернув первую страницу, Ирен вновь оказалась во власти наваждения, навеянного рукописью, и перенеслась в иное измерение. Она не слышала ни прибоя, ни шума ветра в лесу. Она витала далеко…

…Вечером я слышала, как они жестоко ссорились в библиотеке. Он кричал на нее и умолял оставить его в покое, покинуть дом навсегда. Он сказал, что она не имеет никакого права так калечить нашу жизнь. Я вовек не забуду ее смеха и звериного воя, исполненного ярости и ненависти, который доносился сквозь стены. От грохота сотен книг, падавших с полок, сотрясался весь дом. Ее гнев с каждым днем возрастает. С того мгновения, когда я освободила эту бестию из заточения, она непрестанно набирает силу.

По ночам он стоит на часах у изножья моей постели. Я знаю, он боится, что, если оставит меня одну хоть на миг, Тень придет за мной. Очень давно он не поверял мне своих мыслей. Но мне не нужно ничего объяснять. Он не спал уже много недель. Каждая ночь превращается в мучительное и бесконечное ожидание. Он расставил тысячу свечей по дому, пытаясь привить ростки света в каждом уголке, чтобы мрак не мог послужить укрытием для Тени. За месяц он будто постарел на десять лет.

Порой мне кажется, что во всем виновата я одна. Если бы я исчезла, его проклятие рассеялось бы вместе со мной. Наверное, именно так мне и нужно поступить: уйти от него и приготовиться к неизбежному свиданию с Тенью. Только таким путем мы обретем покой. Но мне невыносима сама мысль о разлуке с ним, и это единственное, что удерживает меня от решительного шага. Без него все лишено смысла, и жизнь, и смерть…

Ирен отвлеклась от чтения дневника. Смятение Альмы Мальтис и ее блуждания в лабиринте сомнений повергали девочку в растерянность и одновременно казались тревожно близкими и понятными. Грань между чувством вины и желанием жить была тонкой, как лезвие отравленного кинжала. Ирен погасила свет. Возникший в сознании образ преследовал ее: отравленный кинжал.

Дориан углубился в лес. Он спешил вслед за огнями, отблески которых видел сквозь заросли кустарников; источник этих бликов мог находиться в любом месте дебрей. Листья, влажные от осевшего на них тумана, разворачивались веером мистических миражей. Звук собственных шагов заставлял Дориана вздрагивать, ибо выдавал его с головой, превращая в приманку для темных сил. Мальчик сделал глубокий вдох и напомнил себе о принятом решении: не уходить из леса, пока не выяснит, что именно скрывалось в чаще. Только и всего.

Дориан замедлил шаг на краю поляны, где накануне нашел глубокие следы. Теперь они были смазанными и едва различимыми. Мальчик подошел к изуродованному дереву и потрогал засечки. Он живо представил, как некая тварь стремительно карабкается по стволу, точно кот, сбежавший из ада. Ровно через две секунды за его спиной раздался хруст, предупреждая о приближении кого-то — или чего-то.