Читать книгу "Дикари - Шеридан Энн"

смогу.

Глаза Маркуса светятся облегчением, и это заставляет меня понять, насколько сильно он волновался по этому поводу, хотя я и не знаю почему. Если бы я не согласилась, я уверена, они нашли бы другой способ установить на мне маячок.

— А как насчет контрацептивов? — Спрашивает Леви. — Ты позволишь нам поставить новый имплант? Я знаю, что ты чувствовала себя загнанной в угол из-за того раза, и я не хочу, чтобы ты чувствовала, что мы лишаем тебя выбора. Это твое тело, я хочу, чтобы ты делала то, что тебе удобно, но я также думаю, что это разумное решение — обеспечить тебе защиту от любых незапланированных беременностей, по крайней мере… пока ты не будешь готова.

Прикусив губу, я смотрю на красный шрам на моей руке, когда тяжело вздыхаю. Незапланированная беременность действительно испортила бы мне настроение прямо сейчас. В моей жизни слишком много всего происходит, чтобы беспокоиться об этом. Ответственным поступком было бы защитить себя.

— Ладно, — наконец говорю я, снова поднимая на него взгляд. — Но я не позволю никому из вас сделать это. Мне нужен врач. Настоящий врач, — быстро добавляю я. — Не какой-то мудак, который состоит на жалованье у вашего отца и которого убьют в конце приема.

Леви встречает тяжелый взгляд Романа через зеркало заднего вида и после тягостного молчания, наконец, кивает.

— Хорошо, — говорит Роман. — Но один из нас будет присутствовать при вашей встрече.

Я выгибаю бровь, раздражение выплескивается наружу.

— Ты что, издеваешься? — Я усмехаюсь. — После стольких событий ты не веришь, что я смогу высидеть один жалкий прием у врача и держать рот на замке?

Его мрачный взгляд держит меня в заложниках, и чем дольше он удерживает его, тем быстрее бьется мое сердце.

— Я не тебе не доверяю, — наконец выплевывает он.

Ааааа, доктору. Думаю, в этом есть смысл.

Не в силах справиться с его напором, я выдыхаю и опускаю взгляд обратно на волка у меня на коленях, когда большой палец Леви поглаживает тыльную сторону моих пальцев.

— Этот прием, — начинает он. — Ты хочешь, чтобы я записал тебя на тщательное обследование?

— Обследование?

Он сжимает челюсти, и гнев пульсирует в его тяжелом взгляде.

— Я видел ту камеру, Шейн. Кровь на земле, разорванное нижнее белье. Я знаю, что с тобой случилось, и я не хочу, чтобы тебе было стыдно или страшно. Я не ожидаю, что ты будешь говорить об этом или даже признавать, что там произошло, но я думаю, что это хорошая идея — пройти обследование.

Его слова кружатся у меня в голове, и в груди становится тяжелее. Мне следовало прервать его в ту же секунду, как я поняла, о чем он говорит, но в тот момент, когда слова "порванное нижнее белье" слетели с его губ, чувство вины обрушилось на мои плечи, а вместе с ним и чертова нерешительность.

То, что случилось с Арианой в камере с дядей мальчиков, — это ее дело, и я чертовски уверена, что она возненавидит меня за то, что я всем рассказала, но как я могу не сказать? Зная, где она сейчас находится, можно сказать, что за последние пару дней она, вероятно, подвергалась насилию миллион раз.

— Эта камера, — говорю я, предательство от того, что я собираюсь сделать, тяжело давит на меня. — Она была не моей. Она принадлежала Ариане.

Роман вздрагивает на переднем сиденье, его взгляд перемещается к зеркалу заднего вида, когда Маркуса поворачивается, чтобы снова посмотреть на меня. Рука Леви сжимается на моей.

— Что ты только что сказала?

— Она принадлежала Ариане, — повторяю я. — Она уже была там, когда меня заперли. Похоже, она пробыла там по меньшей мере несколько дней. Мы на самом деле не говорили об этом, но я предполагаю, что ее схватили после нашей небольшой разборки во владениях вашего отца.

— Охранники изнасиловали ее? — Спрашивает Роман низким, полным яда тоном, и хотя мы вчетвером ненавидим ее за то, что она сделала со мной, нельзя отрицать многолетнюю историю отношений между Арианой и Романом. Несмотря на то, что ее отшили и бросили на растерзание волкам, подобные новости по-прежнему тяжело слышать.

Качая головой, я проглатываю комок в горле, пытаясь найти в себе силы произнести эти слова вслух. После того, через что Ариана прошла в той камере, меньшее, чего она заслуживает, это чтобы я смогла произнести эти слова, не разрываясь на части.

— Ваш дядя. Филипп. Ваш отец продал ее ему. Он спустился вниз, осквернял ее в течение двух часов, а затем утащил прочь.

— Блядь, — выплевывает Маркус, поворачиваясь на своем сиденье, чтобы посмотреть в окно, пока дикие, подавляющие эмоции пронизывают его тело.

Грудь Романа поднимается и опускается от быстрых движений, и я не могу не заметить резкий изгиб его челюсти, когда он стискивает зубы, в его темных глазах рябит от ярости. Не желая ничего говорить Роману, я обращаю свое внимание на младшего ДеАнджелиса, сидящего рядом со мной.

— Я знаю, что вы, ребята, ничем ей не обязаны после того, что она сделала, и поверьте, я понимаю, как нелепо с моей стороны даже думать об этом после всего, через что она меня заставила пройти, но она прикрывала меня в тех камерах. Когда вошел Филипп, она сказала мне притвориться мертвой. Он хотел сначала взять меня, а потом отвести ее домой, но она привлекла его внимание к себе. Она спасла меня от тех же страданий, через которые прошла сама, и все это время держала рот на замке, защищая меня, пока он осквернял ее. То, что… — Я качаю головой, навязчивых образов, проносящихся в моей голове, слишком много, чтобы справиться с ними. — Я просто лежала и притворялась мертвой, а потом молча наблюдала, как он утаскивает ее. И мне жаль, я знаю, что ты не из прощающих мужчин, и брать свои слова назад — не твой стиль, но после того, что она сделала для меня… по крайней мере, ваш дядя заслуживает того, чтобы лишиться жизни.

Маркус проводит рукой по лицу и смотрит на Романа.

— Если Филипп знал, где найти эту хижину, и заключил сделку с нашим отцом, есть большая вероятность, что он знает что-то, чего не знаем мы.

Роман качает головой, понимая, к чему клонит Маркус.

— Он не приведет нас к нему. Филипп слишком осторожен. Он заметает следы.

— В любом случае, Шейн права. Мы не можем оставить Ариану там подвергаться насилию изо дня в день.

— Ты что, забыл, что она чуть не зарезала Шейн в гребаной