Читать книгу "Уроки агенту розыска - Алексей Федорович Грачев"

это вас, господин Шаманов, взяли опять в сыскное? За заслуги перед царем-батюшкой?

Костю удивило спокойствие Шаманова, его ворчливый голос:

— Меня с Бибиковым не равняй, товарищ фабкомовец. У Бибикова три дома было, а я как жил в двух комнатушках, так и живу… Одни иконы нажил, да катар кишок…

Фабкомовец теперь повеселел, засмеялся. Вышел им навстречу, поздоровался.

— Кого ищете?

— Мать Артемьева повидать надо. Да может на фабрике есть слухи насчет проживания Артемьева…

— Артемьева…

Фабкомовец посуровел, ожег их обоих взглядом черных глаз.

— Что же это вы, товарищи. Бандиты разгуливают, как говорится, по Питерской-Ямской, а разговоры на наши пролетарские головы. Мол, вон фабричные что творят. Обирают голодающих детишек. Пьют да жрут, как господа старорежимные. А уголовные власти, да Чека сквозь пальцы…

— Сквозь пальцы, — хмуро повторил Семен Карпович. — У нас за прошлый месяц остались нераскрытыми по губернии семь убийств, двадцать краж со взломом, десяток случаев мошенничества. А штат всего десять человек, с врачом считая. Тут хоть разорвись…

— Хоть разорвись, — помягчел сразу же фабкомовец. — Трудно сейчас всем, ничего не скажешь. Насчет проживания Артемьева нет разговоров на фабрике. А Артемьева ватерщицей работает. Тяжело женщине. И семья такая, да тут еще сын. Только и слышишь «Артемьев, Артемьев». Матки детей даже пугают этой фамилией…

— Вне закона он объявлен. По всей можно сказать России. Преступник государственной величины — добавил Семен Карпович. — Ну да вы покажите, где работает Артемьева…

Фабкомовец защелкнул стол на ключ и пошел к выходу, на булыжный двор фабрики. В конце двора, возле старой бани, строем ходили пареньки с макетами винтовок.

— На фронт? — спросил Семен Карпович. Фабкомовец кивнул головой.

— Готовим еще один отряд. Шестнадцатилетние уже идут.

Стал рассказывать им о делах ткачей, словно бы они были какое важное начальство с проверкой. Нефть вся спалена, дров тоже нет. Даже все заборы вокруг ткацкой переломали для топок, даже сараюшки, что стояли по берегу реки, да в пойме за казармами.

— Хорошо еще, что сырье храним. Есть хлопка немного да угаров можно наскрести на складах пудов до пятисот.

Он покосился почему-то недобро на Семена Карповича:

— Слышали, что творилось у нас недавно? Наплела меньшевистская зараза всяких слухов да сплетен, ропот поднялся. Остановилась вся фабрика. Одному из наших фабкомовцев на митинге в голову запустили шпулиной. На другого наговорили, что он от белых булок да от икры паюсной нос уже воротит. Хотели даже спустить с пятого этажа. Хорошо трезвые головы доказали, что человек наравне со всеми кладет зубы на полку. Сейчас вот поуспокоились, поутихли.

Он вступил на первую ступеньку лестницы, ведущей на третий этаж ватерного цеха и замолчал. Подымался тяжело, через ступеньку отдуваясь и вытирая лоб донышком помятой шляпы. Пожаловался на последней площадке:

— Прямо Кавказ. Внутрях, как в ткацком, качается. Годы не те. Да еще пять лет ссылки. Кабы не они, так глядишь тоже был бы против Деникина там или Колчака. А тут не взяли. Доживай говорят здесь, на фабрике…

Войдя в цех, Костя остановился, как наткнулся на стену. Так вот она ватерная. От стены до стены протянулись длинные ряды причудливых машин. Крутились со свистом веретена. Неслись потоки нити — даже в глазах зарябило. Около машин неторопливо и как-то даже незаметно похаживали фабричные, больше женщины, с обнаженными по локоть рукавами.

Было в помещении влажно. Так влажно бывает в глухом бору после грибного дождя. Под потолками висела ясно видная на солнечном свету пыль, оседала на машинах, окнах, на головах ватерщиц. Запах чего-то кислого неприятного щекотал ноздри, даже замутило на миг.

— Вон, смотрите, — сказал фабкомовец, кивнув на сидящих возле окон пожилых мужчин. Сидели они тесно друг к другу, как ожидая кого-то, нехотя переговариваясь.

— Работает фабрика у нас в одну смену, — пояснил фабкомовец, — да и то не вся. Люди слоняются без работы. Скучно, хотя и нелегкая она доля мануфактурщика, а тянет сюда. Посидеть да посмотреть — и то вроде бы удовольствие.

Он провел их к последнему ряду машин, остановился возле высокой женщины. В ее руках мелькали тонкие нити пряжи. Как и все была она в белом платье, с голыми руками, босая. Обернулась — из-под платка седые пряди волос, глаза запавшие, кожа лица серая с желтизной. Почти уж старуха. Увидела Семена Карповича и как-то подалась вперед.

— Здравствуйте, Анна Георгиевна, — перекрывая шум, закричал Семен Карпович, — наведать тебя пришли, прямо на фабрику.

— Или с Николаем что? — тоже криком ответила мать Артемьева. И замолчала, будто горло перехватило. Смотрела на Шаманова с напряжением и страхом:

— Да пока на воле… Не ночевал он у тебя?

Артемьева быстро глянула на него и вроде бы как успокоилась. Перехватила порванную нить, еще что-то поправила. Как будто перестали для нее существовать непрошеные гости. Заговорила, глядя на машину:

— Приходил на днях вечером поздно. Принес в чемодане муки, да галет что ли то. Не взяла я…

— Раньше брала, — насмешливо вставил Семен Карпович.

Женщина кивнула головой.

— А сейчас не надо, — закричала сердито, — все голодают, а мы пироги печь. Велела забрать обратно. Или, мол, сама властям снесу… Заплакал Колька-то.

Она оглянулась на них — губы задрожали. Вытерла лицо ладонью, на щеке осталась мокрая полоса.

— Жалко мне его, Николу-то. Как волк рыщет, покою нет, злой, на все кругом лютый. Ночью во сне стонал, будто в жару был. Жутко мне было, даже плакала. От жизни он тяжелой стал таким. Как отца унесли, так с шестнадцати лет хлопок взялся таскать. Кормил сестренок, а сам голодный, бывало…

— А не знаешь, куда он пошел, — склонился к ее уху Семен Карпович. — Мол, уедет из города или в деревеньку какую… Или же здесь адресочек какой сказал? Может кому-то привет и поклон просил передать?

Она как будто не расслышала. Вдруг по безумному быстро и громко заговорила:

— Не нужно. Переживу. Другие-то живут, ну и мы переможемся. Осталась соль напаренная от прошлого еще года. Так поеду в деревню и наменяю продуктов…

— Ты вот что, — оборвал ее строго Семен Карпович, — как появится — сообщать надо властям. Или вроде бы соучастие получается.

И даже попятился, обожженный ее взглядом, умоляющим и злым. Опять губы задрожали и побежали рябью морщины. Снова махнула ладонью по лицу, как сметывая паутину-тенето.

— Ну-ну, тетка… — только и пробормотал Семен Карпович. Он обернулся, оглядел собравшихся постепенно вокруг них ткачей. Были они в большинстве пожилого возраста — старики, старухи — все с пасмурными лицами. Послышалось:

— Как с продуктами, ничего не слышно? Долго на три фунта муки в месяц будем…

— Скоро ли врагов угоним?

— Озимова чего не ловите, или руки опустили?

— В