Читать книгу "Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына - Дэвид Шефф"

Дома, после раннего обеда и пирога, Ник с Джаспером играли на лужайке. Как львенок, Джаспер взбирался на голову Нику, и они скакали на большом красном мяче. Карен держала на руках Дэйзи, которая осматривалась вокруг широко открытыми глазами. Брут неуклюже, как сонный медведь, повалился на траву и растянулся рядом с детьми. С Джаспером, вцепившимся в его шею, Ник перевернулся и, обхватив морду пса и глядя ему в глаза, запел: «Подари мне поцелуй, и я выстрою на нем мечту». Он смачно поцеловал Брута в нос. Тот зевнул, Ник весело подбросил Джаспера в воздух, а Дэйзи тем временем тихо заснула.

Я смотрел на эту троицу и вспоминал то невероятное чувство, которое я испытал в первый раз, когда родился Ник. Вместе с радостью отцовства с рождением каждого ребенка приходит пронзительное чувство уязвимости. Оно одновременно и возвышает тебя, и пугает.

Несколько дней назад я прочел в газете о взрыве школьного автобуса в Израиле, узнал новые подробности о семьях, чьи дети погибли больше года назад при взрыве бомбы в Оклахома-Сити; прочитал о детях, убитых случайными пулями в лагере беженцев в Боснии, и о том, как в Китае человек, осужденный за вооруженное ограбление, по пути на виселицу прокричал своему брату: «Позаботься о моем сыне». Я ощутил боль и страдание совсем иного свойства. Может быть, родители переживают за любого ребенка, не только своего. Может быть, мы начинаем переживать за них еще сильнее, чем это казалось возможным. Когда я смотрел на своих троих детей, освещенных рассеянным золотистым светом, пробивающимся сквозь листья тополя, меня переполняла уверенность в том, что в эти мгновения они в безопасности и счастливы, и это в итоге все, чего хотим мы, родители. Если бы только так было всегда: дети рядом, им хорошо вместе, они счастливы и спокойны.

5

– Твой муж-псих мучает моего маленького братишку.

Ник стоял рядом со мной подбоченившись и обращался с этими словами к Карен, только что вошедшей в комнату. Это было дождливое утро в день его отъезда в Лос-Анджелес. Я пытался расчесать спутавшийся клок волос на голове Джаспера, и он визжал, как будто я вырывал у него ногти плоскогубцами. Ник, завернутый после душа в голубое полотенце, накинул оранжевую парку, влез в большие зеленые садовые сапоги, стоявшие у входной двери, и нацепил на нос детские маскарадные водительские очки. После чего начал размахивать деревянной ложкой.

– Отпусти этого плутишку, – сказал он мне. Повернулся к Джасперу со словами: – О, в какое бедственное положение ты попал, мой любимый брат. О, какая несправедливость. Какая жестокость!

Держа ложку как микрофон, он запел: «Моя доблестная команда, доброе утро» из комической оперы «Корабль Ее Величества “Пинафор”», отвлекая Джаспера, что дало мне возможность наконец его причесать.

Ник уже уложил свои вещи и теперь прощался с нами. Обменялся с Джаспером их тайным рукопожатием. Это довольно сложный ритуал: обычное рукопожатие, потом кулак Ника опускается на кулак Джаспера, затем наоборот, еще одно крепкое рукопожатие, потом две руки медленно расцепляются, и в конце, нацелив указательные пальцы друг на друга, мальчишки восклицают в унисон: «Ты!»

Джаспер плакал: «Нет, Ники, я не хочу, чтобы ты уезжал». Они обнялись, потом Ник поцеловал Дэйзи в лобик. Еще раз обнялся с Карен.

– Спутник, дружок, желаю тебе отлично провести лето, – сказала она.

– Я буду скучать по тебе, КБ.

– Пиши мне.

– И ты тоже.

По пути в аэропорт я не поехал через город, а выбрал живописный маршрут вдоль океанского побережья. Ник не отрывал глаз от неспокойного моря. В терминале компании United я припарковал машину в гараже и пошел вместе с Ником к стойке регистрации, где он сдал свой багаж. Мы попрощались у входа на посадку.

Ник сказал: «Всё».

Я в ответ: «Всё».

Прощание в аэропорту каждый раз было для меня как нож в сердце, но я держался, сохранял бодрый вид, так как не хотел, чтобы он расстраивался еще больше.

После посадки я смотрел через стеклянную стену, как громадная металлическая скорлупа, в которой заключен Ник, выруливает от выхода на поле и взлетает.

Я ненавидел совместную опеку, хотя это, вероятно, было лучшим выходом в нашей ситуации. Она предполагает, что дети будут жить вполне счастливо, если их будут делить на два дома, у каждого из которых свой уклад, определяемый одним из родителей и разными неродными родителями, иногда еще и детьми неродных родителей, и целым клубком ожиданий, правил поведения и ценностей, зачастую противоречащих друг другу. «Дом – это святое», – сказала Эмили Дикинсон[15]. Но «дома» во множественном числе – это нечто, противоречащее логике. Много ли найдется таких взрослых, которые могут представить себе, что у них два одинаково главных дома, две семьи? Для детей дом имеет еще более важное значение, это и физиологическая, и психологическая колыбель развития, материальное воплощение всего, что олицетворяют собой их родители: стабильность, безопасность и правила жизни.

Через неделю после отъезда Ника я брал интервью для статьи в журнале у известного детского психолога Джудит Уоллерстейн, которая основала Центр помощи семьям в переходном периоде «Джудит Уоллерстейн» в округе Марин, недалеко от Инвернесса. Она получила международную известность, когда обнародовала отрезвляющие факты о поколении американцев, родившихся после 1960-х, которые стали спокойно относиться к разводам. До этого разводы были трудным делом, подлежали осуждению и случались реже, однако меняющиеся нравы и практика расторжения брака без взаимных претензий значительно упростили процесс и превратили его в рутинное событие. Для многих людей эти перемены стали настоящим освобождением: принятые в обществе условности и традиции больше не заставляли людей терпеть оковы неудачного брака. Возникло и укрепилось убеждение – основанное в большей степени на принятии желаемого за действительное, – что дети будут более счастливы, если будут счастливы их родители. Но доктор Уоллерстейн обнаружила, что во многих случаях развод родителей наносил детям глубокую психологическую травму.

Она начала опрашивать детей от двух до семнадцати лет, чьи родители развелись в начале 1970-х. Выяснилось, что для детей разрыв между родителями оказался очень непростым испытанием, они тяжело переживали эту ситуацию. Психолог предположила, что стресс не затянется надолго. Прошло чуть больше года, и она встретилась с этими детьми во второй раз. Они не только не восстановились после развода – их состояние только усугубилось.

В течение последующих двадцати пяти лет Уоллерстейн проводила обследование детей каждые несколько лет. Результаты своей работы она изложила в книгах. Оказалось, что более трети страдали от депрессии – от средней до тяжелой степени, а значительная часть постоянно испытывали тревогу и не смогли добиться больших успехов в жизни и профессиональной деятельности. Многим плохо удавалось завязывать и поддерживать отношения с другими людьми.