Читать книгу "Глоток страха - Анна и Петр Владимирские"

Забавная получилась сцена, словно из «Ревизора». Эльза не могла оторвать взгляд от своего изделия. В дверях виднелись любопытные лица: Лида с округлившимися глазами, Вероника Абдулова, закусившая губу от нетерпения, сотрудники дизайнерского дома Эльзы. Они загалдели, шумно выражая свое удивление и радость. Еще бы! Все так быстро и просто разрешилось! Счастливая Эльза передала не менее счастливой жене бумажного короля желанную сумку-книгу.

Все разошлись по своим делам: команда Эльзы собирать свои вещи, фестивальщики — продолжать мероприятия. Никто из них, похоже, отдыхать не собирался.

Завьялова робко придвинулась к подруге.

—Ты не пойдешь с нами на ночной показ? Эротическая анимация…

Вера усмехнулась краешком губ. Вот неугомонная секс-бомба! Но и она заробела, вон как формулирует: «Ты не пойдешь…»

—Не пойду.

Вера сильно устала. Просто как-то неоправданно сильно. И самочувствие препаскудное.

—Ты в своем репертуаре…

Лида знала, что у подруги иногда падает давление, и без того низкое, ничего особенного в этом не находила. Да и Вера сама посмеивалась: «Вегетососудистая дистония — это не болезнь, это состояние». На самом деле такие самочувствия, с разными вариациями в виде то головной боли, то головокружений или прочих «прелестей» нервной системы и сосудов часто посещали ее, и Вера всегда знала почему. Гиперчувствительность, расплата за природные способности.

—А ты в чьем? Спать хочу, устала. Тяжело с вами.

Да, сейчас что-то совсем плохо. Давит тяжесть, черные птицы мелькают в краях глаз, голова наливается болью, и жизнь кажется адом. Что-то будет еще. Что-то случится здесь, что-то очень плохое, и оно стучится ко мне, единственной, кто его чувствует. Не хочу знать. Не хочу чувствовать. Все равно оно случится, и никого не предупредишь, не спасешь, даже если сосредоточишься и увидишь будущее.

— Ну и глупышка! — не очень уверенно произнесла актриса в удаляющуюся Верину спину.

7

Вера шла по узкому длинному ковру гостиничного коридора. Шагала и сердилась на себя. Дернула же ее нелегкая поддаться на Лидкины уговоры и приехать во Львов!.. Развлеклась, называется. Ведь вокруг нее опять что-то происходит нехорошее. И опять она одна это чувствует, а все на нее смотрят как на ненормальную.

И с сумочкой этой… Сунула голову в осиное гнездо, действительно. На кой было вмешиваться? Зачем восстанавливать гармонию? А если бы она не присутствовала на этом сумочном показе? Ну не приехала во Львов, и все. Тогда с Эльзой случилось бы то, чему положено было случиться. Жаль, конечно, но ведь психотерапевт Лученко, по совместительству мать Тереза, не может присутствовать везде. И там, где ее нет, события идут своим чередом…

А сны? Ведь ей снятся убийства — уж перед самой собой можно не притворяться. В вампиров она не верит, а что преступность в крупных городах существует — то дело давно известное. Но этот вампир, наводящий на суеверных людей ужас, явно как-то где-то с Верой пересекается. Иначе к чему бы такие сны?

Главное, что теперь делать? Как ложиться спать? Ведь будешь ожидать нового убийства, и ничего не поделать… Придется включать специальную защиту, аутотренинг проводить. Не принимать же снотворное психотерапевту, в самом деле…

Она подошла к двери своего номера. Дверь была полуоткрыта. Вера остановилась. В боевиках в таких случаях главный герой всегда вытаскивает пистолет и, держа его стволом вверх, осторожно входит в номер. У Веры не было пистолета, и не была она героем боевиков. Поэтому она вошла в номер, напряженно огляделась и с облегчением увидела отраженную в зеркальной дверце шкафа горничную — та раскладывала свежие полотенца в ванной.

Девушка мило извинилась и пообещала через минуту закончить. Вера устроилась ждать в мягком глубоком кресле, потому что ей нужна была ванная комната перед сном. И залюбовалась ловкими движениями и симпатичным лицом горничной. Молодая, свежая, розовые щеки, гладкие черные, собранные сзади в узел волосы. Только вот глаза почему-то красные. Плакала…

Ну вот, опять. Можно спросить, в чем дело, поговорить. Но это значит снова вмешаться. Нарушить естественный ход событий. Не слишком ли часто вы это делаете, а, доктор Лученко? Да мало ли отчего девушки плачут, тем более в таком возрасте. Перипетии любви, конечно, что же еще. Навидалась страдальцев любви у себя в кабинете. Косяками идут, причем обоего пола и почти всех возрастов. Нет, не надо спрашивать…

А с другой стороны, если не поговорить, не попытаться помочь — будешь потом ругать себя. Вспоминать будешь ее, горничную эту и ее заплаканные глаза. И тогда тем более не уснешь.

Вера вздохнула, немного посидела с закрытыми глазами, потом встала и решительно подошла к горничной.

—У вас что-то случилось?

— Та ничого! То я так. — Та попыталась сделать равнодушное лицо.

—Как вас зовут, милая моя? — спросила Лученко.

—Романа…

—Послушайте, Романа, я же вижу, у вас что-то стряслось. Серьезное? Может, я смогу вам чем-то помочь. Или хотя бы выслушать могу. Это тоже помогает, когда невмоготу, поверьте. Тем более ведь я чужой человек, временный собеседник. Уеду и увезу все ваши секреты с собой. Так что вас беспокоит?

Романа взглянула на собеседницу несчастными заплаканными глазами. Вера всмотрелась внимательнее и увидела: она считает, что горе ее велико, и действительно требуется, чтобы хоть кто-то разделил его с ней. А приезжая непонятно почему вызывает доверие. У нее такой странный взгляд, словно внутри него горит теплый огонек. И голос ласковый.

Горничная вытерла уголки глаз платком и рассказала свою историю незнакомке.

Оказалось, как ни странно, не любовь. Ее брат Ярослав, или Славко по-домашнему, сидит во львовской Загорской колонии. За воровство. Славко не злодей, но безвольный хлопец. Его дружки уговорили. В колонии творятся очень плохие дела… О них Романа подробно ничего не знает. Но от людей слышала много такого, что и сказать страшно. Например, что среди заключенных много больных туберкулезом, и больных содержат вместе со здоровыми. Здоровые заражаются и гниют заживо. И еще начальство всячески унижает заключенных, и даже… страшно сказать, подвергает пыткам.

Но самое плохое — во время свидания, три месяца назад, Славко рассказал сестре… Только никому-никому, ладно? Так вот, он рассказал о том, что в колонии содержится тот самый маньяк-убийца. Ну, тот, о котором еще недавно шумели все газеты и все каналы телевидения и радио. Тот, кто убил то ли двадцать, то ли сорок человек. Помните? Его посадили в тюрьму еще при предыдущем президенте. И приговорили к смертной казни. Он сидел в одиночке, в камере смертников, ждал приведения приговора в исполнение и писал прошения о помиловании. Его не помиловали, но не казнили — ведь Украина, как и другие страны Европы, отменила смертную казнь!.. Вот тюремное начальство и решило, что содержать его в камере-одиночке слишком большая роскошь. Короче говоря, теперь он в общей камере. Как раз в той, где сидит Ярослав.