Читать книгу "После долгих дней - Светлана Еремеева"

Александр приезжал в Багдад два раза в неделю, чтобы закупить продукты, отправить специальной почтой образцы артефактов и проверить электронную почту в здании посольства, позвонить по телефону, так как в самом Багдаде в то время свободного доступа в Интернет и мобильной связи не было.

После первой экспедиции прошло три года. В этот раз Александр с командой работали в районе, упоминавшемся на шести глиняных дощечках, в городе Меде, который день за днем все четче проступал сквозь многометровые культурные слои, открывая то разрушенный дом, то фрагменты мощения улиц, то стены, некогда обрамлявшие здания. Как и планировал Александр, лагерь расположился примерно в двадцати километрах от Багдада и в десяти километрах от развалин Таки-Кисры, на левом берегу Тигра. То здесь, то там обнаруживались осколки украшений, посуды, орудий труда; кости были расположены так, как будто жители столпились в одном месте, а именно на центральной площади, а потом пытались бежать, испугавшись чего-то. Александр предполагал, что люди увидели волну или вихрь урагана, который нес воду, обломки деревьев и построек. Стихия застала несчастных прямо в центре Меде, никто не смог спастись: ни дети, ни женщины, ни старики, ни молодые мужчины. Переломанные, обессиленные, они как пушинки разлетелись в разные стороны, поглощенные обезумевшим потоком. В памяти Александра вставали гравюры Гюстава Доре, где люди словно срослись с водой, скалами и камнями; все вперемешку, обнаженные человеческие тела напоминали какую-то однородную массу, никто в этой массе больше не был уникальной личностью, частью мироздания, таинственной душой, отдельной болью, криком в тишине ночи… Все стали единым мертвым целым. И вот эта картина хаоса, всепоглощающего ужаса проступала сквозь толстые слои глины, грязи и пыли, все открывалось спустя тысячелетия. Тайна погибшего города становилась явью, реальностью, даже обыденностью. День изо дня археологи и рабочие спускались вниз и смотрели на древние стены, переносили предметы быта и человеческие кости, они свыклись, срослись с этим далеким безмолвным миром, который можно было понять только по клинописному тексту на дощечках и по химическому анализу вещественных источников.

В лагере с Александром работали три историка из Сорбонны: Пьер Дюшан, Эльза Беф и Жак Виктуар, пять археологов из Сорбонны, а также университетов Германии: Вальер Копф, Дик Вайль, Жан Нуаре, Мари Кутюр и Жанна Шатт. Кроме того, к ним присоединились профессиональные реставраторы, химики, палеопочвоведы, геодезисты и топографы как из Франции, так и из Багдада. К экспедиции примкнули также сотрудники Национального музея Ирака, а также целый отряд волонтеров из Франции, Германии и Ирака: повара, землекопы и просто готовые на все любители романтики и приключений. Самым близким товарищем по экспедиции для Александра стал историк-арабист Жак Виктуар, с которым Телищевмладший неоднократно сотрудничал во время конференций и совместных проектов факультетов археологии и востоковедения.

Изо дня в день экспедиция продвигалась все дальше и дальше, откапывая жилые здания, места хранения зерновых, дворцы, культовые постройки и места захоронений.

Одно никак не открывалось глазам археологов – Золотой зиккурат, главная цель экспедиции. С помощью георадара они просканировали почву по всему периметру города. Не раз отходили дальше, в глубь Месопотамской низменности. Но все было бесполезно. Зиккурат словно растворился. Словно его никогда и не было здесь. В рукописи же, найденной Пиошем, да и в другой, обнаруженной Александром, описывались золотые кирпичи и барельефы мифологических животных с глазами из изумрудов и рубинов на стенах зиккурата. Подробно говорилось о его особом культовом значении. Подобный артефакт или даже его фрагменты могли бы стать одной из самых значимых находок начала тысячелетия, а завершение раскопок самого Меде – настоящей сенсацией в истории и археологии.

Во время дневных работ Александр тесно сотрудничал с археологами. Жанна Шатт, автор двух монографий по античной археологии Ближнего Востока, смогла обнаружить в районе жреческого дворца целую библиотеку различных клинописных дощечек, описывающих повседневную жизнь медейцев, содержащих записи о собранном урожае пшеницы, фруктов, овощей, количестве скота, мерах изготовленного вина. Хранились дощечки либо в специальных глиняных сосудах, как многие другие предметы, либо в сундуках. Авторами этих дощечек были энси города Меде, последний из которых носил имя Энмешарр. Этим именем были подписаны все самые последние отчеты по сборам в городскую казну, отмечены самые яркие события: прибытие раз в год царя Шумера – сына Убар-Туту – на культовую церемонию в Башню Магов, паломничество жрецов к Золотому зиккурату (что было для Александра еще одним подтверждением существования этого уникального памятника, нового чуда света), сильнейший разлив Тигра, гибель урожая, падеж скота и многое другое. Прочитав эту часть рукописи, Александр решил назвать в своей притче жреца Меде именем Энмешарр, а также сохранить все детали, названия мест и городов, имена, которые перечислялись на этих дощечках, чтобы как можно более точно передать, сделав более живым, красочным, то действо, которое было описано на дощечках, найденных им и Пьером Пиошем. Датировались дощечки, найденные Жанной Шатт, периодом до потопа и хранились в библиотеке энси города Меде. Библиотека каким-то чудом сохранилась и предстала перед учеными практически в первозданном виде.

Благодаря Вальтеру Копфу, сотруднику мюнхенского Музея египтологии, были найдены важнейшие культовые предметы: лопата, мотыга и двойной трезубец Мардука, жезл Нергала в виде двух пум, серповидный меч, женские и мужские украшения из золота. По вечерам Александр подробно консультировался с историками, химиками, антропологами, почвоведами, а также расплачивался с землекопами, которые на ночь покидали лагерь и отправлялись в деревню. После того как все расходились по палаткам, Александр любил обойти уснувший, остывший после жары лагерь, а потом, вернувшись в палатку, сесть за роман-притчу, который он медленно, но верно доводил до логического завершения. Раскопки самого Меде, о котором шла речь в романе, как нельзя лучше помогали Александру в работе. Здесь, в Междуречье, он чувствовал запах того далекого времени, ощущал атмосферу, характер каждого персонажа, мог точнее описать одежду, украшения, предметы быта, верное расположение и форму зданий. Здесь он на практике понял, что именно пили и ели медейцы, как лечились, куда ходили в будние дни, а куда в воскресные. Здесь он буквально окунулся в ту самую атмосферу, о которой писали Золя, Флобер, Эко, Делёз и другие авторы, пытавшиеся объяснить сложный процесс создания произведений. И так, день за днем, медленно, археолог уже видел и ощущал свою книгу: карту Меде, людей, его населявших, отдельных персонажей – верховного жреца, его сына, а также царя из Шуруппака. Но до конца романа еще было очень далеко, как и до завершения раскопок погибшего и всеми забытого города.

К январю 2003 года ситуация в Багдаде стала стремительно ухудшаться. Некоторые консультанты уехали домой. Первой покинула лагерь Эльза Беф, а за ней уехали Мари Кутюр, Дик Вайль, Жанна Шатт, а также некоторые волонтеры. Охрану, предоставленную местными властями, усилили, но многие землекопы стали исчезать из лагеря, после ухода некоторых из них начали пропадать артефакты. Было решено перевести все найденные предметы быта и украшений в Национальный музей Ирака. После выступления 5 февраля госсекретаря США Колина Пауэлла на заседании Совета Безопасности ООН[58] из Сорбонны стали приходить тревожные письма о необходимости немедленного свертывания экспедиции. Александр не мог определить, что для него было страшнее: приближающаяся война, неспокойная обстановка в районе Багдада, вооруженные группы шиитов и курдов, которые то и дело появлялись недалеко от лагеря, или свертывание экспедиции, возвращение в Париж. Телищев-младший с каждым днем расширял территорию поиска, ему казалось, что вот-вот, еще немного, и Золотой зиккурат проступит сквозь слои времени, а тут нужно было все бросить и бежать, так и не узнав о главном. Он хорошо понимал, что, возможно, после войны он уже ничего не сможет найти в этих местах, все будет погребено, растащено по крупицам, нужно было искать сейчас, именно сейчас, не теряя времени. Чтобы оттянуть момент, Александр каждый день отправлял в Сорбонну письма, в которых объяснял, что ему необходима еще неделя, а потом еще недели две, что не все артефакты уложены и не все согласовали с местными властями и музеями. Так прошел месяц, потом еще полмесяца.