Читать книгу "Уроки истории - Ариэль Дюрант"

Пожалуй, можно согласиться, что классические античные демократии, разъедаемые рабовладением, мздоимством и постоянными кровопролитиями, не слишком соответствовали названию «власть народа». Американская демократия обладала более прочным фундаментом: в наследство от Британской империи переселенцам достались законодательство, еще со времен Великой хартии вольностей[136] защищавшее народ от произвола властей, и протестантизм, обеспечивший религиозную и мировоззренческую свободу. Американская революция стала, таким образом, не просто восстанием колоний против удаленного управителя, а скорее бунтом против заморской аристократии народившегося в Новом Свете среднего класса. Успешному распространению мятежа весьма способствовали изобилие земли и минимум законов. Обрабатывавшие собственную землю и самостоятельно обеспечивавшие себя люди контролировали (насколько им позволяла природа) условия, в которых жили. Так для их политических свобод появлялась экономическая основа. Их земля формировала их личность и характер. Именно такие, живущие и трудящиеся на своей земле люди избрали президентом Джефферсона — скептика под стать Вольтеру и революционера под стать Руссо. Правительство, без надобности не вмешивающееся в дела своих граждан, было необходимо для того, чтобы превратить дикие американские земли в сказочную утопию наяву, чтобы государство из младенца на европейском иждивении переродилось в сильного соперника и защитника Западной Европы. Как удаленность наделов способствовала развитию личных свобод, так и удаленность и островное положение государства позволили развивать свободу и укреплять безопасность. Эти и сотни прочих условий помогли Америке выработать демократическую систему, подобной которой история прежде не знала.

Многие из тех условий уже давно канули в Лету. Удаленные земельные владения поглощены разросшимися городами. Потребность в оборудовании и привлечении капитала из сторонних источников поубавила независимость работников, вынуждая их объединяться в союзы. Война становилась всепоглощающей, и человеку было больше не по силам понять ее причины или избежать ее последствий. Свободное распределение земли отжило свое, сменившись домовладением с минимальным земельным участком. Некогда работавшие только на себя лавочники нынче представляют собой лишь звенья огромных торговых цепочек, историческим эхом отражая выводы Маркса о цепях[137]. Экономическая свобода даже для среднего класса все чаще и чаще становится исключением, нежели правилом, превращая политические свободы в утешительное притворство. Причиной всего этого стала не развращенность богатых (как нам казалось в юности), а развитие экономики, беспристрастное и неизбежное, а также сама человеческая природа. C каждым новым шагом на пути экономического развития те или иные способности становятся более востребованными либо теряют в цене, определяя «гравитационные законы», согласно которым распределяются блага, ответственность и политическая власть.

Демократия считается наисложнейшей формой государственности, так как требует наиболее широкого уровня просвещенности; мы же позабыли о просвещении, озаботившись сугубо своим суверенитетом. Да, образование широко распространено, но просвещение испытывает постоянное сопротивление и давление со стороны той самой «простоты», которая подчас «хуже воровства». Один древний циник верно заметил, что «не следует возводить на престол глупость лишь потому, что ее столь много вокруг». Но ведь глупости и не нужен престол! Ей достаточно просто на время вверить себя какой-нибудь сильной руке, чтобы та на свой лад слепила общественное мнение. Наверное, Авраам Линкольн был прав, утверждая, что «нельзя все время дурачить всех»[138], но все же, пожалуй, можно одурачить достаточное количество граждан, чтобы управлять огромной страной.

Повинна ли демократия в нынешнем упадке искусства? Понятно, что это вопрос спорный и субъективный, а те из нас, кто содрогается при виде хаотично разбросанных на полотне пятен краски, коллажей из мусора и какофонии сродни вавилонскому столпотворению, — попросту узники в темнице прошлого, не способные на смелые эксперименты. Производители таких «шедевров» обращают свой призыв в первую очередь вовсе не к широким массам, считающим подобных «творцов» душевнобольными, маргиналами или шарлатанами, а к легковерному среднему классу платежеспособных граждан, словно под гипнозом жадно глотающих все сколь угодно ущербное и бездарное, что бы ни сошло с аукционных лотов. Демократия тут повинна лишь в том смысле, что не смогла выработать новые вкусы и стандарты взамен тех, что исчезли с падением прежней аристократии (и тех, кто помогал художникам и композиторам прошлого увидеть и услышать гармонию и красоту). Нынешнее искусство, кажется, уже и само заблудилось во всевозможных бизаррериях[139]. Так происходит не только оттого, что вкус творческого человека вульгаризировался, поддавшись влиянию толпы, но и потому, что приемы и методы старой школы исчерпаны и художник интуитивно пытается обнаружить новые паттерны и стили, правила и дисциплины.

Можно прийти к заключению, что демократия нанесла меньше вреда и принесла больше пользы, чем все прочие формы управления. Благодаря ей люди обрели живую общность, перевешивающую все изъяны человеческой природы, а мысль, наука и предпринимательство получили необходимую для своего развития свободу. Демократии Афин и Рима прославились в веках, а американская демократия всего за два столетия сумела обеспечить достаток беспрецедентному количеству поддерживающих ее граждан. Задачами нынешней демократии стали преимущественно распространение и интенсификация образования и поддержка здравоохранения. Чем выше будет доступность образования, тем реальнее и ощутимее станут и плоды демократии. Такова сермяжная правда, скрытая в красивых демократических лозунгах: хотя люди и не могут быть равны от природы, доступность образования и даруемых им возможностей может быть практически равной для всех. Права человека — вовсе не право занимать некую должность или обязательно получить властные полномочия; это его неотъемлемая возможность попасть туда, где бы он мог проявить свои способности, доказав свою пригодность к занятию этой должности или получению властных полномочий. Право — не дар Бога или природы; право — привилегия членов группы, отмечающей важность каждого из них.

В Англии, Соединенных Штатах, Дании, Норвегии, Швеции, Швейцарии и Канаде демократия переживает невиданный расцвет. Она отважно защищала себя от нападок иностранных диктаторов, не оставив в своих пределах и тени авторитаризма. Тем не менее если военные конфликты продолжатся, а в человеке вновь возобладает стремление к мировому господству путем захвата и покорения, то демократические свободы одна за другой падут в армейской муштре и всеобщем раздоре. Кто бы ни поднимал меч расовой или классовой войны, обращая политическую дискуссию в слепую ненависть, пусть знает, что тем же мечом он будет сражен[140]. В тот день, когда наша свободная экономика не сможет достойным образом распределять производимые блага, вновь распахнутся врата диктатуры, куда волен будет войти каждый, кто убедительнее посулит всем остальным защиту и опеку. Какими бы чарующими и заманчивыми лозунгами ни прикрывалось военное правительство, оно неминуемо поглотит весь демократический мир без остатка.