Читать книгу "Политотделы МТС в 1933–1934 гг. - Виктор Кондрашин"

В момент посещения чехословацкими рабочими бригады № 3 колхоза им. Ленина колхозница Лазарева, обратившись к ним, сказала: «Что вы смотрите на красные уголки. Вы лучше посмотрите, что мы едим, сидим голодные, животы поджало». Когда ей стали возражать, она продолжила: «Нечего скрывать, надо все показывать».

В том же колхозе колхозница Силантьева заявила членам чехословацкой делегации: «Мы помираем с голоду, у вас такой голодовки, вероятно, нет», и, показав хлеб с большой примесью травы, заплакала.

При посещении чехословацкими рабочими Дома культуры колхоза им. Ленина колхозница Елуферьева обратилась к ним со следующим заявлением: «Нам говорят, работайте, дадим по 6 кг хлеба на трудодень, а когда начнут рассчитывать, то дают 2 кг. Нам говорили, что в наших руках все – земля и воля, а сами не можем досыта поесть хлеба».

Во время пребывания в Безенчукском районе чехословацкой делегации единоличница Тивашина передала ей «письменное заявление», в котором говорилось: «Я – единоличница, в колхоз не пойду, хотя сельсовет и говорит, что шкуру спустит или куда-нибудь угонит. На это я сельсовету отвечаю – убейте, а в колхоз не пойду. Просим вас войти в наше положение, жить очень трудно, а сельсовет все отнимает и выгоняет из дома. Если высказать все обиды, то не хватит бумаги»[125].

Занимаясь наблюдением за «антисоветскими настроениями» колхозников и единоличников, политотделы тем не менее в своей деятельности стремились сделать все, чтобы ослабить остроту голода в подведомственных им колхозах, поскольку в противном случае возникала угроза срыва основных сельскохозяйственных работ и невыполнение ими государственных заданий по хлебосдаче.

Поэтому в документах политотделов за 1933 г. постоянным сюжетом являются их обращения к руководству, в том числе лично к Кагановичу, об оказании помощи оказавшимися в трудных условиях колхозам и совхозам. Например, 20 июня 1933 г. начальник политотдела Аджамской МТС Одесской области УССР Прокопович направил шифротелеграмму в ЦК ВКП(б) на имя Кагановича с просьбой о принятии чрезвычайных мер «в связи с ростом случаев опуханий и смертей в колхозах зоны МТС»[126]. Такую же шифротелеграмму с просьбой о помощи отправил Кагановичу в начале июля 1933 г. начальник политотдела Новоузенской МТС Зеленов[127]. В докладной записке начальника политотдела Лебедянской МТС Центрально-Черноземной области Подольского в областной комитет партии от 4 августа 1933 г. сообщалось: «Остро обстоит дело с продовольствием в колхозах МТС, особенно колхоз „1 Мая“ Шовского сельсовета, колхоз „10 Октября“ Сезеневского сельсовета, где в течение последних трех дней было 10 смертельных случаев, в этом же колхозе участились случаи невыхода на работу на почве истощения вследствие крайне слабого питания: питаются травой, хлеба и картофеля нет… Необходимо теперь же оказать продпомощь остро нуждающимся колхозам для сохранения трудоспособности к уборочной кампании»[128]. В начале августа 1933 г. вопрос об оказании немедленной «помощи врачами и продуктами диетпитания» колхозникам Саракташского района Средне-Волжского края поставили перед ПП ОГПУ СВК края политотделы Саракташского района[129].

Следует отметить, что не всегда Каганович и центральные органы удовлетворяли просьбы политотделов об оказании продовольственной помощи конкретным колхозам, обосновывая свой отказ тем, что региону уже были выделены зерновые ссуды, и политотдел должен был обращаться с данной просьбой к руководству своего региона. Показательной в этом плане является шифротелеграмма Кагановича начальнику политотдела Шепетовской МТС Винницкой области УССР Юшманову от 3 июля 1933 г. следующего содержания: «На вашу телеграмму сообщаем, что по постановлению ЦК ВКП(б) Винницкой области отпущена продовольственная ссуда в размере 725 тысяч пудов, из них 31 мая отпущено 135 тысяч пудов и 13 июня 180 тысяч пудов. Поэтому по вопросу о продовольственной помощи колхозам, обслуживаемым вашей МТС, обратитесь в Винницкий обком»[130].

Во время пика голода, весной 1933 г., работники политотделов вместе с сотрудниками ОГПУ и милиции контролировали распределение на местах продовольственных и семенных ссуд, выделенных государством колхозам, совхозам и единоличным хозяйствам. О том, как они это делали, свидетельствует вышеупомянутый Циркуляр № 65/СПО ОГПУ от 19 марта 1933 г. В нем заместителям начальников политотделов МТС по ОГПУ поручалось осуществлять контроль за распределением на местах продовольственной помощи. Они должны были следить, чтобы фонды для оказания помощи «шли действительно и исключительно по назначению, а не расходовались бы на другие нужды», чтобы «отпускаемая из государственных и местных ресурсов продовольственная помощь» была бы оказана «действительно нуждающимся и в первую очередь колхозникам с большим количеством трудодней, бригадирам, трактористам, семьям красноармейцев – колхозникам и единоличникам»[131].

Особый порядок выдачи ссуд устанавливался для единоличников. Заместители начальников политотделов по ОГПУ должны были контролировать, чтобы вся «помощь», оказываемая «индивидуальным хозяйствам», «проводилась бы через колхозы и совхозы» и оказывалась тем из единоличников, «которые пожелают вступить в колхозы, или заключившим контрактационные договоры с совхозами»[132]. Одновременно им вменялось в обязанность содействовать тому, чтобы «весь нетрудовой или паразитический элемент – спекулянты, кулаки, люди без определенных занятий, упорно не желающие работать», – выселялся на Север[133].

В рамках работы по контролю за распределением продовольственных ссуд голодающим заместители начальников политотделов по ОГПУ должны были регулярно оповещать, «как развертывается оказание помощи в районе, селах, колхозах», «какие виды помощи организованы», «какие отмечаются ненормальности» и т. д. С целью предупреждения хищений выделенного государством зерна на продовольственные нужды им поручалось совместно с милицией и сотрудниками ОГПУ проверять состав организаций и технические аппараты по хранению и распределению продовольственных фондов, обслуживающий персонал питательных пунктов, детских учреждений, чтобы в них не проникли «контрреволюционные, антисоветские, кулацкие и уголовные элементы». Весь выявленный в них «неблагонадежный элемент» следовало «немедленно удалять», а виновных в расхищении, разбазаривании и использовании не по назначению продовольственной помощи «предавать суду тройки»[134].