Читать книгу "Марш мародеров - Сергей Волков"

В небе, на восточной стороне, розовеют облака. Они становятся похожи на куски зефира, обмакнутого в малиновый сироп. Подумав, что закат — это красиво, но рассвет в сто раз красивее, Ник двигается через густо заросший шиповником пустырь возле бывшей станции метро «Кремлевская», но не успевает сделать и пары шагов вверх по склону в сторону площади, как слышит отчаянный, полный боли и ужаса, женский крик. Кричат там, за высокой стеной, где, по идее, как раз находятся те, кто должен приложить все усилия, чтобы подобных криков не было.

— Слышал, слышал?! — не успевший далеко уйти Хал подбегает к Нику, тяжело дыша. — Чё это? Помнишь, мы вечером шли, блин. Тоже так же кричали. И тоже тут где-то.

— Не знаю, — медленно произносит Ник. — Может, случайность? Ударился кто-нибудь, или…

Договорить, что «или» он не успевает. В сером проеме ворот появляются темные человеческие силуэты.

— Ложись! — Хал дергает Ника за полу куртки. — Чё встал столбом?

— Тут колючки…

— Потерпишь, блин. Смотри!

Вереница людей — Ник теперь хорошо видит, что это мужики из общины — вместе с автоматчиками Асланова проходят мимо стены и останавливаются на краю вала.

— Построились, — долетает до друзей голос майора. — На колени. Все на колени. Живее!

— Ты что творишь-то? — удивленно спрашивает кто-то из общинников.

— На колени! — рявкает Асланов. — Иначе стреляем!

И начинается какая-то возня, топот, на фоне темно-синего утреннего неба мелькает несколько раз топор, слышатся мерзкие, чавкающие звуки ударов, короткие вопли, стоны…

— Что там такое? Что? — шепчет Ник, сжимая в кулаке колючие ветки. Шепчет, хотя на самом деле он уже все понял и задает этот вопрос скорее с надеждой на чудо — вдруг он ошибся, вдруг всему, происходящему на валу старой крепости, найдется какое-то простое и понятное объяснение.

Наступившая тишина взрывается криками и руганью. Слышится частый топот, серая тень мелькает на открытом пространстве между памятником Мусе Джалилю и зеленой стеной шиповника.

— Один сорвался! — возбужденно говорит Хал. — Сюда бежит, блин!

Автоматная очередь вспарывает рассветный сумрак. Пули цокают по заросшим булыжникам, возле ворот Спасской башни звенят гильзы.

— Патроны береги, сука! — орет там кто-то. — Аслан башку оторвет!

Беглец, тяжело дыша, вламывается в шиповник — трещат ветки. Сделав несколько шагов, человек останавливается и грузно падает на землю в двух шагах от убежища Ника и Хала.

— Эй! — тихо зовет неизвестного Ник. — Живой? Ты кто?

В ответ раздается приглушенный стон.

— Живой, блин, — констатирует Хал и на четвереньках ползет вперед.

У ворот гремит голос майора. Теперь Асланов говорит уже совсем с другими интонациями:

— Черти, вашу мать! Упустили? В нарядах сгною! Чего стоим, зенки пялим? Догнать! Бегом! Бегом, я сказал! И без шума, патроны экономим! За каждый нецелевой выстрел на день жратвы лишу! Всё, пошли, пошли!

Приподняв голову, Ник видит, как пятеро или шестеро автоматчиков мчатся через площадь по следам беглеца. И в ту же секунду Хал тихо ахает и зовет его:

— Ник, скорее! Это Семен! Весь в кровище, блин!

Это и вправду Семен. Он лежит ничком, подвернув под себя руки. Из жуткой рубленной раны на плече толчками вытекает густая, черная кровь. Хал, наклоняется к раненому, прислушивается.

— Дышит, блин. Без сознания. Чё делать?

Отправленные Аслановым бойцы, перекликаясь, начинают прочесывать заросли, держа автоматы наготове.

Ник раздирает на себе футболку, сворачивает ее в некое подобие жгута и кое-как перевязывает бригадира рыбаков. Когда он затягивает узел, Семен издает короткий вой, точно собака.

— Э, слыхал? — окликает за кустами один из солдат АК другого. — Вроде вон там…

— Уносим его. — Ник хватает Семена подмышки. — Ноги держи.

— Кабан, блин…

Сгибаясь под тяжестью тела, они едва не волоком тащат раненого через заросли. Аковцы слышат шум.

— Вон он! Беляш! Отсекай! Мышь, слева! Стой, сука! Сто-ой!

Шиповниковые джунгли заканчиваются прямо у стен «Бегемота». Старинное здание, уже порозовевшее в лучах восходящего солнца, нависает над друзьями, слепо пялясь на них грязными окнами.

— Вдоль дома давай! — командует Ник, хотя этого и не требуется — другой дороги все равно нет.

Повязка, наложенная второпях, почти не сдерживает кровь, и на траве позади беглецов остаются хорошо заметные пятна. Сбоку трещат кусты — погоня не отстает. Стена «Бегемота» кажется бесконечной. Ник уже не чувствует рук, задыхается, дыша широко открытым ртом.

Приоткрытую дверь, вросшую в землю, они с Халом замечают одновременно.

— Туда! — хрипит Ник.

— Стой! — татарин вдруг срывает с раненого пропитавшуюся кровью футболку, отбегает на несколько метров в сторону, волоча ее за собой и обильно пятная кровью траву и кусты, потом комкает и забрасывает на низкую крышу.

Нехитрый этот прием никогда не ввел бы в заблуждение опытного следопыта, но Хал надеется, что в команде Аслана таких нет.

Затащив слабо постанывающего Семена внутрь, ребята оглядываются. Они попали в какое-то учреждение — столы, шкафы, стеклянные двери, лестницы, ведущие наверх и вниз, в подвал. На рогатой вешалке в углу висит зонтик, обросший пылью. Его оставили здесь тридцать лет назад.

— Вниз давай, — предлагает Хал.

— Дверь, — кивает Ник, придерживая Семена так, чтобы голова раненого находилась в вертикальном положении.

— Ща, сделаем!

Упершись ногой в стену, Хал спиной наваливается на обитую дерматином дверь. Скрипят ржавые, прикипевшие петли, сыплется мусор, но дверь поддается, и татарину удается почти полностью закрыть ее. Для верности он подтаскивает и ставит поперек прохода стол и шкаф.

— Всё, теперь всё.

Семен начинает говорить совершенно неожиданно. Еще секунду назад он лишь постанывал, закатив глаза, бледный, с обескровленными губами, но вдруг отталкивает от себя Ника, садится, упершись руками в пол, и произносит, брызгая кровью:

— Парни, это бандиты. Они всех наших убили. Топором пожарным. Предупредите… Они женщин… Парни… Хр-р-р…

Завалившись на бок, Семен дергается, делает ногами несколько движений, словно хочет убежать, вытягивается и замирает. Ник впервые в жизни видит, как рядом с ним умирает человек. Он испытывает странное чувство раздвоения. Как будто бы один он буквально содрогается от ужаса и готов разрыдаться, а другой, напротив, спокоен и деловит. Этот другой трогает жилку на липкой шее бригадира, поднимает глаза на испуганного Хала и раздельно произносит:

— Всё! Он умер.