Читать книгу "Егерь. Последний билет в рай. Котенок - Александр Быченин"

Оттащив бесчувственного пленника под навес, я посадил его, привалив к одной из опор, и притянул к ней же парой кусков веревки, зацепив один за стянутые запястья, а второй пропустив под подбородком. Теперь не рыпнется. Без риска повредить кадык уж точно, так что можно и приведением аборигена в порядок заняться. По размышлению, ноги я решил не спутывать, пусть будет хоть какая-то возможность поудобнее усесться. А со связанными лодыжками набок завалиться проще простого. А на горле веревка, ага. Против ожидания, легкие оплеухи парень не почуял, зато не оставил без внимания старый добрый нашатырь – этой гадостной штукой я тоже разжился у местных «рейнджеров», в федерации такой раритет не найти. Едва втянув в себя воздух со зловредными миазмами и даже толком не продрав глаза, абориген дернулся, приложившись затылком о жердь, на обратном движении натянул веревку гортанью и захрипел. Я на пантомиму среагировал стандартно, мгновенно разорвав дистанцию, но вовремя взял себя в руки и подскочил к нему со спины, чтобы ногами не получилось достать. Заняв эту неуязвимую для паренька позицию, взял его на удушающий захват, прижав головой к лесине, и спокойно сказал по-английски ему в ухо:

– Не дергайся, только хуже себе делаешь.

Для верности я чуть усилил нажим, и парень посылу внял. По крайней мере, расслабился и перестал сам себя душить, справедливо рассудив, что раз разговоры разговаривают, то убивать не будут. По крайней мере, сразу. Хотя с чего бы, спрашивается? Сомнительно, что такое поведение для местных характерно. Сам-то, вон, без политесов камнем по голове зарядил, и все.

Удостоверившись, что кончать жизнь самоубийством абориген не намерен, я отпустил его шею и перебрался на старое место – прямо напротив, так, чтобы нас костер с котелком разделял. В случае чего из этого самого котелка и окачу, а потом буду дальше думать. Помнится, кое-кому из свиты незабвенного Карла Линдеманна подобное угощение очень «понравилось». Да и беседа не беседа, если лица оппонента не видишь. Тем более, что в нашем случае посмотреть было на что: эмоций парень не скрывал. Видимо, еще из шокового состояния не вышел. Еще бы! Сначала какой-то гадостью нашпиговали, потом по башке настучали, а в конце еще и придушили. И ладно бы кто еще, а то ведь утопший не так давно типус, словивший по башке из надежной, многажды проверенной в деле пращи. То, что парень меня опознал, я понял сразу – у него на физиономии все было написано. Да и мудрено ошибиться, шлем-то я не снял. Правда, забрало не затемнял, поэтому сомнений касательно моей природы у пленника тоже не возникло, пусть все остальное и мало походило на обычную человеческую одежду. Надо сказать, опомнился он достаточно быстро. А опомнившись, сделал непроницаемую рожу и уставился на меня как на… пустое место, короче. Гордый, м-мать!..

– Поговорим? – предложил я пленнику. Опять же по-английски.

Ноль внимания. Петрович в таких случаях хотя бы ухом дергает, а этот, видимо, не умеет.

– Я знаю, что ты меня понимаешь. Слышал твой «фак», так что давай не будем играть в молчанку. Просто ответь, почему ты меня пытался убить.

Молчание золото, с этим не поспоришь. Вот только в данный конкретный момент высокомерный игнор аборигена меня порядочно бесил. Не хочет нормального отношения. Ну и ладно, сыграем в плохого и хорошего полицейского. Вот только напарника дождусь – я его в разведку отправил, на предмет посмотреть, нет ли в округе еще аборигенов. И, судя по отсутствию тревожных образов и молчанию коннектора, таковых не наблюдается. Что, с одной стороны, странно, а с другой не может не радовать.

– Ну что ж, ты сам напросился… – Я нарочито лениво поднялся на ноги, выдернул из наспинных ножен мачете и пристроил брутального вида клинок в кострище, до половины погрузив в угли.

Для спецсплава это вообще ни о чем, зато пленник ощутимо дернулся. И правильно, мало приятного, когда раскаленной докрасна железкой в морду тычут. Или еще куда, где посмешнее. Впрочем, ничего такого я делать не собирался, но пареньку об этом знать не нужно. К тому же иногда яркая демонстрация намерений куда страшнее их воплощения в жизнь. А у меня еще сюрприз имеется.

– Мя-а-а-у!

Вот и он, легок на помине. И, судя по сложному образу, которым он меня одарил, ничего подозрительного в округе нет. Так что можно предаться палаческим утехам с чувством, с толком и с расстановкой. Все, как мы с Петровичем любим.

– Явился! – больше для пленника, чем для напарника, буркнул я. – Вылезай, нечего по кустам шариться.

И отправил параллельно мысль-приказ, которой своенравный кот внял. Результат превзошел все ожидания. Это я уже привычный, а вот на нового зрителя Петровичевы метаморфозы произвели неизгладимое впечатление. А он еще для верности поигрался палитрой, затронув чуть ли не весь спектр, но в конце концов вернул себе естественный рыжий цвет. И с моего попустительства дал волю знаменитому кошачьему любопытству: невозмутимо прошествовал к пленнику, сверля того гипнотизирующим взглядом, обнюхал, то и дело пренебрежительно фыркая, а потом ни с того, ни с сего, теранулся башкой о голень парня. Тот от неожиданности снова дернулся, но быстро затих – веревка на горле не способствовала резким телодвижениям. Правда, постарался нижние конечности подобрать, поскольку Петрович явно вознамерился между ними улечься. В подозрительной близости от самого ценного.

– Голос.

На заново воспроизведенный дикий мяв, аналогичный отвлекшему его внимание перед пленением, парень уже почти не среагировал – всего лишь вздрогнул, да нервный тик заработал. А кот, повинуясь моей команде, выпустил впечатляющие когти на правой передней лапе и легко, даже нежно, полоснул по штанине незадачливого аборигена, распустив ее на ровные полосы. Тут уж пацана проняло окончательно – военную ткань не всякий нож берет. Петрович же, как бы оправдываясь, снова боднул ногу паренька и сделал большие грустные глаза – типа, не я такой, жизнь такая. Заставляют, понимаешь… А против приказа не попрешь. Что называется, усыпил бдительность. И тут же, реагируя на мой строгий окрик, неуловимым движением распахал пленнику голень.

Парень заорал – причем больше от неожиданности, нежели от боли – но быстро заткнулся: ничего страшного, аккуратный Петрович крупных артерий не задел, а царапины, хоть и глубокие, они царапины и есть. Тем более что котяра за каким-то лядом взгромоздился пленнику на колени и принялся увлеченно обнюхивать его торс, покрытый точечной татуировкой.

Очень странно, кстати. Он так даже на валерьянку не реагирует. А тут, такое ощущение, вылизать готов… Тьфу!.. До чего же противно – соленый привкус чужого пота и еще что-то, почти неуловимое, но ощутимо лекарственное… но не йод…

– Петрович, фу!.. – от неожиданности сбился я на собачью терминологию. – Чего творишь?..

К моему безграничному удивлению, кот и не подумал прервать свое увлекательнейшее занятие, а гадостный вкус у меня на языке только усилился.

– Да что же за фигня?..

Торопливо обогнув костер, я сцапал напарника за шкирку и попытался отодрать от пленника. Не тут-то было: кот уже по собственной инициативе вцепился когтями в грудь аборигена. Пришлось, полностью оправдывая роль плохого полицейского, вырвать котяру, что называется, с мясом. Яростный вопль пленника и недовольное рычание напарника я оставил без внимания – некогда политесы разводить. И что это вообще за представление?! Это сколько же Петрович за раз нарушил Егерских заповедей?! Да бог с ними со всеми, он на главное забил: всякую гадость в пасть не тащить! Ибо чревато весьма и весьма. Вплоть до летального исхода!