Читать книгу "Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс"

Двое из тех, кого госпитальер подстрелил, были еще живы. Первому он перерезал горло, и ближний из «пилигримов» попятился. Остальные последовали его примеру. Тангейзер прикончил второго раненого и шагнул на корму лодки.

Один шаг на кормовую банку, следующий – на причал.

Гордость заставила первого «пилигрима» вернуться на место, и он опустил свою полупику. Матиас уклонился от его неуверенного удара и, поднимаясь со скамьи на причал, вонзил копье в пах противника, а затем отбросил его в сторону.

Остальные сделали еще шаг назад. На него были направлены штук шесть копий. Ополченцы сбились в плотную кучу, и наконечники их пик смотрели вверх. Рыцарь понимал, что Карла может его видеть. И из уважения к ней дал им еще один шанс.

– Я сказал, принесите клетку, – велел он.

– Зачем она вам? – спросил еще кто-то из его врагов.

– Мне она нужна, и этого достаточно.

Никто не пошевелился. Ни у кого не хватило ума выполнить его приказ.

Тангейзер поднял копье, словно собирался бросить его, и нацелил в середину первого ряда. Двое или трое «пилигримов» инстинктивно повернулись друг к другу, и их копья пересеклись.

Иоаннит метнулся вправо и отбил два крайних древка к центру, затем нырнул под копья, схватил крайнего «пилигрима» за ремень и сбросил его в воду, после чего вытащил кинжал, ударил следующего противника и бросил копье. Потом он выхватил второй кинжал. Действуя обеими руками, Матиас вспорол животы двум крайним «пилигримам» в следующем ряду, пока те размышляли, что делать. Скользнув в просвет между первым и вторым рядом, Тангейзер одновременно ударил двух следующих мужчин с каждой стороны.

Десятидюймовые клинки. Основание шеи, сердце… Пригнуться, отпрянуть. Чувства и инстинкты мальтийского рыцаря работали быстрее мозга, и смертельные удары настигли уже четверых, прежде чем остальные его враги успели что-то предпринять. В ближнем бою их копья были не просто бесполезны – они мешали. Чувства и инстинкты «пилигримов», и без того вялые, теперь окончательно онемели от фонтанов крови, от скручивающего внутренности страха, а также от скорости и ярости, с которыми смерть присоединяла к своим владениям Сену.

Движение и цели. Правый кинжал налево, левый – направо. Переступить через древко, уклониться от кулака и ударить его хозяина в печень. Выпад, а затем дальше, пока мертвые еще не успели упасть. Сердце, шея, шея, живот. Нож – ударить в плечо, а затем в грудь. Он убил пятерых, нет, семерых за несколько секунд. Кожа блестит от крови. Позади боль и муки, впереди откровенная паника. От строя уже ничего не осталось – просто толпа, которая еще не поняла, что бежит, – те, кто был готов сражаться, пробивались сквозь тех, кто спасался бегством, и все они были беззащитны перед яростью Матиаса. Он убил одиннадцатого. Толпа начала рассеиваться, и Тангейзер оставил оба кинжала в груди двенадцатого, вырвав из его рук алебарду.

Проткнув ею наступавшего «пилигрима» с мечом, он бросил его тело под ноги другого ополченца, которому раскроил челюсть лезвием алебарды. Следующему противнику он пробил грудину и уже оценивал расстояние до еще одного, но тот повернулся, намереваясь спастись бегством. Госпитальер воткнул острие алебарды ему между лопаток, перехватив древко за самый конец.

Потом рыцарь перевел дух и окинул взглядом поле боя.

Он очистил от врага причал и продвигался к площади. Небольшие штабеля строительных материалов могли служить укрытием, но за ними никто не прятался. Восточное крыло Лувра было темным, если не считать фонаря над караульным помещением и одинокого огонька в башне. Осталось еще довольно много «пилигримов», около двух десятков, не считая дюжины на берегу, но ближайший из них держался на приличном расстоянии, которое, по всей видимости, считал безопасным. Половина ополченцев и вовсе спешила прочь, не оглядываясь. Остальных удерживало на месте волнение, шок или присущее зевакам желание узнать, что будет дальше.

Несколько человек наблюдали за Матиасом – вероятно, ветераны, – но даже самый тупой из них понимал, что госпитальер зарежет его, как поросенка, а самый лучший не знал, что противопоставить Тангейзеру. Да и что умеют ветераны, кроме как держать строй?

Капитан Гарнье лежал в десяти шагах от него и стонал под весом лейтенанта Бонне. Иоаннит подошел, поставил ногу Бонне на грудь, выдернул из его тела стрелу и сунул себе за пояс. Отбросив лейтенанта ногой, рыцарь посмотрел на стрелу в паху Бернара. Древко торчало из его тела не больше чем на фут. Стрела отскочила от тазовой кости и пронзила кишечник. Рана смертельная, смерть капитана будет мучительной и станет уроком для всех остальных. Матиас посмотрел Гарнье в глаза, но тот не видел и не чувствовал ничего, кроме боли. Тангейзер поднял алебарду вертикально, обеими руками, и вонзил ее острие в рот Бернара, пригвоздив его затылок к бревнам настила.

После этого госпитальер посмотрел на тех, кто еще не обратился в бегство, и вытащил меч. Остальные ополченцы повернулись и поспешили к узким переулкам Вилля. «Пилигримы» на берегу тоже побежали: они торопливо удалялись на восток, мимо вытащенных на берег лодок.

Тангейзер вернулся к пристани и прикончил четверых недобитых раненых, которые ползали по алой крови, словно кающиеся грешники у алтаря какого-нибудь мексиканского храма. Он подобрал два своих кинжала, стряхнул с них кровь и убрал в ножны. Потом рыцарь поднял с земли шапку, вытер брови и глаза, снова бросил ее и подошел к клетке с мертвыми обезьянами.

Она по-прежнему лежала на боку, и крошечные, изящные существа сбились в кучу. После жаркого и влажного дня их тела превратились в сплошную массу с множеством голов и конечностей, похожую на шкуру сказочного чудовища.

Матиас подтащил клетку к дальнему краю причала. Ее дверца занимала всю стенку, и он, перерубив петли, наклонил клетку и вывернул ее содержимое в реку.

Площадь была пуста. Причал, берег и заграждение тоже.

Если все считали его сумасшедшим, у него не было оснований спорить с этим.

Он вложил меч в ножны.

С другой стороны причала, выше по течению, на берег спускалась лестница. Тангейзер сошел по ней и забрел в реку, пока вода не дошла до колен его высоких сапог. Наклонившись, он прополоскал руки, а потом соскреб засохшую кровь с волос на руках, плечах и груди. Плеснув несколько пригоршней воды в лицо, он погрузил голову в воду, вычесал сгустки крови из волос, и течение унесло их. В конце концов рыцарь сжал себе шею ладонью и выпрямился.

Теперь он готов присоединиться к маленькой компании настоящих людей в ялике. Если его примут.

Поднявшись на причал, Матиас посмотрел на них.

Его жена стояла на корме, повернувшись к нему. Горящее дерево и древесный уголь создавали оранжево-красную стену у нее за спиной, а река выглядела как расплавленное золото с серебром. Карла была похожа на сказочный дух, поднявшийся из глубин реки. Над ней висела полная луна, и госпитальер не видел ее лица. Она высоко подняла Ампаро.

Он пришел в Париж, чтобы найти жену, а увозит с собой еще и дочь.