Читать книгу "Таков мой век - Зинаида Шаховская"

Из разговоров с братом мне открывалась картина иной, менее знакомой Германии. Некий землевладелец в Мекленбурге получил для работ группу советских военнопленных под надзором охраны. Когда один из пленных умер, наниматель по собственной инициативе послал в Берлин телеграмму, прося прислать не священника, а псаломщицу, чтобы похоронить покойного с молитвой. Брат послал одну из монахинь, которая прочла у могилы указанные братом молитвы. Через несколько дней ее вызвали в суд в качестве свидетельницы. Кто-то сфотографировал смиренную церемонию, и добрый самаритянин из Мекленбурга был арестован. Прокурор обвинил его в подрыве духа немецкого народа милосердием и жалостью к врагам. Перед вынесением приговора обвиняемому дали последнее слово, и немец храбро обвинил, уже в свой черед, судей, говоря, что не он, а именно они привели страну к гибели и бесчеловечным поведением вызывали ненависть всего человечества к Германии. Доброго самаритянина приговорили к четырем годам принудительных работ.

Добро, как мы видим это и сегодня, через двадцать лет после войны, никогда не бывает ни таким очевидным, ни таким шумным, как Зло, но следует всегда помнить, что оно есть и что его сила выражает могущество Бога, а потому она безгранична.

Я не хочу забывать лица немцев, служивших Добру: ни хранителя Берлинского музея, который принес брату предметы православного культа (немецкая армия реквизировала их в каком-то советском атеистическом музее) со словами: «Эти святыни украдены в православном храме и должны быть возвращены Церкви»; ни тридцатилетнего молодого человека, который еще до войны пришел к брату с просьбой принять его в лоно православной церкви. Он был офицером СС и решился выйти из партии, когда узнал, что Гитлер советуется с астрологами. Его намерение расстаться с нацизмом имело не политические, а религиозные мотивы.

Всю войну, пока в стране бесчинствовали силы зла, христиане всех конфессий собирались в доме старика, суперинтенданта-протестанта. В тридцатые годы пасторы организовывали помощь православным священникам, депортированным советскими властями; было создано «Общество братской помощи русским». Мой брат рассказывал, что после прихода Гитлера к власти пастор Геттлинг говорил ему: «Для Германии это плохо кончится. Темная мощь движения заключается в том, что вождь славит нацию, а нация — вождя. Образуется порочный круг взаимного идолопоклонства».

В стране, над которой надзирают четыре великие нации-победительницы, интересно сравнить американцев и русских.

Как различаются эти два гиганта наших дней, и как они похожи!

Американские солдаты изнежены и избалованы. Ни один из них не думает о неудобствах тяжелого снаряжения; их госпитали по сравнению с лазаретами Красной Армии роскошны. Американцы не задумываются о материальном обеспечении — оно бесперебойно пополняется. Государство во всех случаях окружает своих солдат самой нежной заботой (исключение составляют лишь венерические заболевания, когда по искусному, хотя и устаревшему методу, пострадавших лечат, но презирают).

А у русских потрепанная военная форма. В их рядах невидимо присутствует страх. Любое неосторожное слово может привести к беде. Один офицер рассказывал мне, что как-то получил приказ защитить высоту, имея в своем распоряжении автомат и трех солдат. Выполнить приказ было выше человеческих сил, но отступление расценили бы как предательство. «И мы совершили невозможное. Ведь у нас не было выбора: победа или смерть». Западные богатства, вернее, хлам разрушенных городов, вызывавший усмешку у американцев, представлялись русским солдатам сокровищами Али Бабы. Американцев, казалось, не интересовало ничего, кроме эротических сочинений на реквизированных виллах высших чинов Третьего рейха. Да и к чему им мародерство, если даже солдат на свое жалованье мог купить что-то, если ему вздумается, у антиквара или поменять сигареты на драгоценности?

Американцы производили впечатление самой сытой армии в мире (говорили, что их объедками можно было бы накормить всю Европу), а Красная Армия была самой нищенской, хотя и столь же могущественной. Одно только это должно было бы убедить материалистов Запада, что благополучие приносит не марксизм, а высокий уровень капиталистического развития. Не будучи материалисткой, я думаю, что победу обеспечивает не только сила оружия, но и решимость сопротивляться, умение переносить голод, холод и усталость.

В любом случае, две самых великих державы мира, воевавших вместе, но по разным причинам, представляли наблюдателю заметный контраст и одновременно странное сходство.

Американский солдат жил припеваючи, окруженный заботой правительства. У него были деньги, в магазинах, о роскоши которых по Европе ходили легенды, можно было найти: фотоаппараты, радиоприемники, нейлоновые чулки, женское белье, включая бюстгальтеры (в принципе, их предназначали для женщин, служивших в армии США, но мужчины часто покупали их для подарков), конфеты и шоколад, алкоголь и электробритвы, духи и все остальное, не считая драгоценных блоков сигарет. Очень хорошо была организована работа армейской социальной службы. Создавались специальные клубы, где военных всегда ждал чай, какао, вкусное мороженое, хот-доги и оладьи, свежие газеты и журналы, улыбающиеся симпатичные барменши. Можно добавить еще современные госпитали, фильмы, конференции и, наконец, организованные экскурсии, которые привносили разнообразие в монотонную военную жизнь, путешествия по Франции, Италии, Бельгии, Испании…

Материнская опека в американской армии своеобразно проявилась в драматичной истории, связанной с молодым человеком, к которому я испытывала дружеские чувства.

В одном из городов американской зоны, откуда я должна была выехать в Вену, мы встретились в пресс-центре с приятелем, занимавшимся транспортными вопросами. Я надеялась на его разрешение воспользоваться первой же отправляющейся в рейс «Дакотой». Молодому человеку было лет двадцать шесть — двадцать семь. Розовощекий, как ребенок, блондин, он был на редкость вежлив и приготовил мои документы. Самолет вылетал после обеда; последовало приглашение вместе позавтракать в столовой в том же здании. Ожидая, пока он закончит дела, я села в холле и принялась рассеянно листать «Старс энд Страйпс», газету вооруженных сил США. На первой же странице я вдруг встретила фамилию своего приятеля. По мере чтения у меня пересыхало во рту: где-то в Соединенных Штатах молодая женщина с такой же фамилией покончила с собой, выбросившись из окна небоскреба. Говорилось и о том, что она должна была вскоре отправиться в Европу к мужу и что после нее остался трехлетний сын. Я второпях сгребла со стола все номера «Старс энд Страйпс» за это число и, встревоженная, зашла к начальнику моего знакомого.

«Вы читали это?» Он прочел, отбросил газету и пробормотал: «Это не должно иметь к Биллу никакого отношения. Ох уж это женское воображение!»

Тем не менее он позвонил в службу, которая могла дать необходимые сведения. После короткого разговора положил трубку и разволновался не меньше меня.

«Все совпадает, его жену зовут Ненси, они жили в том же городе, сынишке три года».

«Что нам делать?»

«Немедленно приглашу священника и работника социальной помощи; а вы отправляйтесь обедать и ничего не говорите, Бог вам в помощь».