Читать книгу "Большая книга ужасов 76 - Елена Усачева"

— Она его выбрала.

— Я тебя сейчас сам выберу! — Я швырнул в нее палкой. — И никакая птичка не спасет!

— Скажешь, нет? Сколько Славик в доме провел — никакая птица не прилетала. А ты только зашел — она сразу появилась.

— Так она, может, постоянно над башкой его кружилась, он не видел!

— Он не дурак! Он бы ее увидел!

— Да он жрал там все время, по сторонам не смотрел!

Мара замерла с открытым ртом. Я взял новую палку. Сейчас закопаю птичку, и мы уйдем отсюда.

— Ведьму надо изолировать, — выдала Мара. — Для начала начертим на земле круг!

Она подняла брошенную мной палку, воткнула ее в землю и, смешно виляя попой, пошла спиной вперед, ведя черту. Плохая у нее получалась черта. Приблизительно такая же плохая, как и моя могила. Неглубокая. Мара согнала Чернова со ступенек, поставила его около куста и замкнула круг.

— Так. — Она по-деловому отряхнула руки. — Начали.

Чернов покорно кивнул. Я опять принялся копать.

— Все поменяли обувь местами. — Она показала на свои ноги. Вот как переобулась тогда в машине, так и бегала лево-направо, упырица.

Чернов сразу бухнулся на землю и принялся переобуваться. Ага. Я на него посмотрю, как он будет ходить. Неправильно надетая кроссовка — это смерть. Тем более в своих я уже зверски натер ногу. Мокрые до сих пор. Не буду переобуваться.

Мара жгла меня взглядом. Я копал. Под таким напором у меня стало хорошо получаться. Выкопал, завернул птичку в несколько листиков, согнул крылышки, чтобы не сильно топорщились, присыпал землей. Ничего, сейчас я все доделаю и дам Маре в лоб.

— Еще надо крест перекинуть на спину. — Она хлопнула себя по груди.

Чернов сунул руку под футболку, долго там шерудил на уровне пупка, вытащил сжатый кулак. Раскрыл. Крестик. Надо же! Кто бы мог подумать. Перекинул. Мара смотрела на меня.

Камешка поблизости не было. Я сломал палочку, сложил ее крест-накрест, вдавил в рыхлую землю. Нормально.

— А ты? — строго спросила Мара.

— Нет у меня креста. — Все, теперь можно было идти. — Сама перекидывай!

Мара еще раз стукнула себя по груди. На этом действие остановилось. Я попытался вспомнить, что у нее на шее болталось. Не вспомнил. Кулон какой-нибудь. Что еще девчонки таскают?

— Ладно. — Она перестала сверлить взглядом мои ноги. — Давайте дальше. Надо лишить нашу ведьму связи с мертвыми сестрами.

Она выпрямилась, закрыла глаза и раскинула руки. Сначала я подумал, что сейчас будет чакры чистить, призывать солнечную энергию в пасмурный день. Но она потрясла кистями. Нетерпеливо. Видимо, подразумевалось, что мы ее за руки возьмем.

Челюсть у меня упала. Чернов покорно подошел к сестре и взял ее за руку. Не только грипп заразен, но и сумасшествие.

— Ну? — дернула свободной рукой Мара.

— Что ты собираешься делать? — на всякий случай уточнил я. Врезать я ей, конечно, врежу, но пару вопросов еще задать можно.

Мара оттолкнула покорного Чернова и уперла руки в бока:

— Любая ведьма берет откуда-то силы. Чаще всего — это ее мертвые сестры. Те, что передали ей свой дар. — Дурной у нее был взгляд. Пора бить. — Ведьма получает свой дар от другой ведьмы. Умирая, та через касание передает свое проклятие. И таких ведьм, что друг другу передали дар, много. Их всех зовут «мертвыми сестрами», они поддерживают нашу ведьму.

— А где же две добрые колдуньи? — спросил я.

Лицо Мары перекосилось. Она даже взвыла.

— Сама говорила. — Я не стал над ней издеваться. — В стране Оз было четыре колдуньи. Две добрые, две злые. Одну злую мы задавили, осталась одна и две добрые. Добрые где?

Мара зависла. Чернов отошел от нее и перекинул крест обратно под футболку.

— Пошли отсюда, — поднялся я. — Нам еще Сумерника искать.

Я не знаю, возможно, мертвые сестры и летали поблизости, но Мара настолько прожгла действительность взглядом, что они точно стали мертвы окончательно. Я бы на их месте помер.

— Пошли, пошли, — позвал я Чернова. — Чего стоять?

— Ты не понимаешь, — сорвалась с места Мара. — Ее надо уничтожить, иначе ничего не получится.

— А ты чего, ведьма? — спросил я. — Видишь, что ли, здесь всех?

Мара собиралась ответить утвердительно, но не стала. Вообще ничего не стала говорить. И правильно сделала. Как там ведьм уничтожали? На кострах жгли? Костер — это мы быстро организуем, Чернов хорошо умеет собирать ветки. Он сегодня послушный. Скоренько сделает.

Я легко перешагнул линию — ничего не зазвенело, не заскрежетало, не засвистело. Просто перешагнул — не стал наступать — и двинулся дальше. Вытащил из кармана телефон и чуть не выронил. Связь была. Хорошая такая, уверенная, на четыре рисочки. Я подумать не успел, а палец уже сам два раза нажал на зеленую клавишу.

— Алло! Мам! — заорал я, пытаясь перекричать сигнал о том, что заряда ни на что не хватает. — Мама!

— Как вы там? — раздался совершенно спокойный голос мамы. — Я сейчас занята. У вас все хорошо?

— Хорошо! Мам! — Что сказать? Что мы заблудились? Что надо срочно вызывать МЧС? Попросить скинуть мне текст сказки?

— Дима?

— Мам, понимаешь…

— Дииииииимаааааа, — противно протянули в трубке.

Я поперхнулся воздухом и закашлялся.

— Оставь всех, я тебя выведу. Дорога чуть правееееэээээ.

Словно змея шипела в ухо:

«Останься со мно…»

Наступила тишина.

— Алло! — зачем-то позвал я. — Алло!

Трубка молчала. Молчала в принципе, потому что батарея села.

— А у меня не работает, — сообщил Чернов, выудив откуда-то свой планшет как фокусник. Куда он его в куртке прятал?

— Пошли к дороге, — показал я чуть правее того направления, куда хотел идти.

— А чего мама? — не унимался Чернов.

— Сказала, что занята.

— А потом?

Я сгреб Чернова за грудки и слегка встряхнул:

— А потом батарея села, понял?

Чернов тряхнул головой, изображая полное понимание.

Мара молчала. Странно, что молчала. Ну и фиг с ней.

Мы шли по хорошему такому, заваленному сухостоем лесу. Продирались, можно сказать. Никаких тропок не было, поэтому приходилось постоянно через что-то лезть, куда-то ввинчиваться, заслоняться от веток.

Разумеется, мы шагали не туда. Не было такого бурелома, когда мы удалялись от дороги. Был нормальный разреженный лес. А здесь прямо чащоба заповедная. Чернов постоянно спотыкался и падал — идти в переобутых кроссовках было тяжело.