Читать книгу "Карнавал насмерть - Анна и Сергей Литвиновы"

– Ищи, кому выгодно, – пробормотал полковник.

– Тогда, кому какая от убийства выгода, я не понимала, – отмахнулась Татьяна. – Итак, режиссера я в момент выстрела не видела. А сразу после он, извини, желудок прочищал, у всех на виду. До такой степени разволновался. Подозрительно…

– Но что это доказывает? – хмыкнул полковник.

– Да ничего, я разве спорю? – легко согласилась падчерица. – Тот лейтенант, кстати, то же самое сказал. Тем более что Валюшка, конечно, алкаш. Но не сволочь. А вот сценарист Стив – тот другого сорта. К тому же напрягать пиротехников, чтоб обязательно дым был, захотел именно он. И я, и Валюшка его отговаривали. Убеждали, что денег куча, а эффекта ноль. Но Стив уперся как баран. Кроме того, мы ведь с ним по поводу предыдущего эпизода, когда Эвелинкин проход снимали, схлестнулись. Стив требовал, чтоб еще дубль сделали. С пеной у рта настаивал – но ровно до тех пор, пока журналисты ему не пригрозили. Мол, замерзли они. И разъедутся. Так что подавай им голую Эвелину в дыму. Немедленно. И Стив тут же пошел на попятный… Потому что побоялся, что его замысел сорваться может.

Таня выжидательно, рассчитывая на похвалу, взглянула на отчима. Однако тот молчал. Бесстрастно дымил своим вонючим «Опалом».

И тогда девушка выложила свой последний козырь:

– А главное… главное – я вспомнила про какао Ван Гуттена.

Тут уж ей отчима поразить удалось.

– Про что? – поднял бровь полковник.

– Историю рекламы надо знать. Или хотя бы раннего Маяковского читать, – назидательно произнесла падчерица. И ехидненько так закончила: – Известный любому широко образованному человеку факт. В 1910 году преступник, приговоренный к казни, прокричал с эшафота: «Покупайте какао Ван Гуттена!» На следующий день эта фамилия попала во все газеты, и товар пошел нарасхват… Вот я и подумала: Стив – он, во-первых, только что университет окончил, причем по специальности «реклама». И ему сей факт наверняка прекрасно известен. А во-вторых, это его первый ролик, и он явно всеми фибрами своей американской душонки мечтал немедленно прославиться. Чтоб о нем заговорили как о гениальном сценаристе, а не просто как о племяннике богатого дяди. Но таланта-то, прославиться, не имелось, вот и решил кровью к себе внимание привлечь.

– Версия, безусловно, красивая, – сдержанно похвалил полковник.

– Да я и сама понимаю, что красивая. Только бездоказательная, – ворчливо откликнулась падчерица. И лукаво улыбнулась: – Но я ведь не мент, чтоб доказательства собирать! В общем, я лейтенанту свои соображения выложила… Он на меня, конечно, как на безумную посмотрел – но проверить не поленился. И с полпинка обнаружил у Стива пистолет. Того же калибра, как и тот, из которого Эвелину убили. Ну а дальше – все просто. Они там, в провинции, не церемонятся. Прижали америкашку – он и раскололся. Выложил как на духу: и про свою мечту в одночасье стать знаменитым, и как задумал совершить убийство на съемках своего первого ролика. Считал, между прочим, будто работает не только для себя. Полагал: духи «Spring Love» таким образом на весь мир прогремят. И только, конечно, благодаря ему. А дальше – на него заказы, будто из рога изобилия, посыплются… И Стив, впрочем, угадал, – закончила Татьяна. – Потому что про духи «Spring Love» и правда безо всякой оплаты за рекламу во всех вечерних выпусках новостей сказали, и утренние газеты о них написали.

– И как, выросли продажи? – заинтересовался полковник.

– А вот и нет! – триумфально заявила Татьяна. – Потому что одного упоминания нынче недостаточно, важен контекст. А контекст получился, извините, хреновый. Утонченный аромат – и рядом с ним убийство… Поэтому объем продаж у «Spring Love» ни на процент не вырос, я специально выясняла. Человечество, извините, развивается. И то, что в начале двадцатого века сработало, в двадцать первом не прокатило. Посему, – важно закончила она, – историю рекламы надо не только изучать, но и творчески переосмыслять.

– Умна ты, Танюшка, не по летам… – протянул полковник, и непонятно было, то ли хвалил ее, то ли иронизировал.

Садовникова не смутилась:

– Уж не знаю, по летам или нет, только новый сценарий «Spring Love» мне писать поручили. И уж моя реклама будет эффективней, можешь не сомневаться.

Шторм и штиль

За окном басисто поют теплоходы и шелестят волны. Бухта закована в гранит набережной. Море – соль пополам с соляркой. Море – оно совсем рядом, оно родное – и в штиль, и в шторм.

А дома пахнет свежим хлебом, и вялеными ставридками, и немного нафталином.

Дед по старой морской привычке вставал с рассветом – «посмотреть, какой дует ветер». Он кипятил полный чайник воды, подметал в коридоре и ходил в булочную. Потом просыпалась Таня. Прямо в пижамке выбиралась на кухню – к теплым булкам и горячему чаю. Слушала уютный перестук ходиков и привычное ворчание деда: «Опять вчера в полночь явилась… Не выспалась. Зеленушка…»

Зеленушками назывались рыбешки, что водились в бухте рядом со стоком канализации. Их не ели даже кошки.

Таня отставляла свой чай и бросалась к зеркалу: неужели она и вправду зеленая? Убеждалась, что привычный «морской» румянец на месте, гневно взглядывала на деда, а тот снисходительно хмыкал, спрашивал:

– Все мужа ищешь… юнга?

Дед назвал внучку юнгой, когда она только родилась. Сейчас Таня выросла, но он упорно не хотел повышать ее в морском звании. Говорил, что даже до матроса не доросла.

– На работе задержали, – неуверенно отвечала деду Таня.

– Свисти-свисти, – фыркал дед. – А то мне с балкона не видно, чем вы там на лавочке занимаетесь…

На лавочке во дворе ничего особенного не происходило. Ну, обнимались, целовались, конечно.

Бабушка Таню за кавалеров не ругала. А вот дед сердился, цитировал Лермонтова: «И жить торопится, и чувствовать спешит…»

Бабушка выходила к завтраку позже всех. Зато всегда в свежем халатике, причесанная, губы чуть тронуты помадой. Тане всякий раз становилось стыдно за свою пижаму и лохматые со сна волосы. Дед улыбался жене, говорил ей: «Доброе утро!» Таня была готова отдать все на свете, чтобы кто-то посмотрел на нее так же влюбленно и так же нежно поздоровался с ней когда-нибудь утром…

…Дед с Таниными кавалерами был строг. Когда они заявлялись к ним домой, демонстративно закрывался в комнате. Или вообще уходил на прогулку. Говорил: «Юнгам кавалеров не положено!» А бабушка с внучкиными ухажерами охотно общалась. Она открывала с неожиданной стороны даже самых безнадежных. Курсант военно-морского училища вдруг признавался бабуле, что любит сентиментального Ремарка, и свободно цитировал «Трех товарищей». А твердокаменный десантник галантно подливал бабушке чай и целовал ее худенькую ручку с изящным маникюром.

– Бабуль, ты колдунья! – восхищалась Таня. – Пиковая дама!

– Нет, я не пиковая. Я червовая, – возражала бабушка.