Читать книгу "Когда все возможно - Элизабет Страут"

Она крепко спала, когда среди ночи ее разбудил пронзительный, ужасающий крик.

— Дорогая, — донесся до нее сквозь сон голос Джея. Он стоял на пороге, и в ее комнате горел свет. — У нас тут возникли некоторые сложности.

Линда тут же села в постели, и ей показалось, что в дверь — определенно! — позвонили.

— Джей, я так крепко спала! Мне снился какой-то сон…

— Хорошо, я сам с ними поговорю, — сказал Джей и улыбнулся, но Линде показалось, что выглядит он иначе, чем вечером: лицо словно стало шире и все покрылось крупными каплями пота.

Накинув халат, она последовала за мужем вниз и увидела, что он открыл дверь, и на пороге стоят двое полицейских, а позади них маячат еще двое в полицейской форме — мужчина и женщина. На подъездной дорожке виднелись две белые полицейские машины. Впрочем, стражи порядка вели себя очень вежливо.

— Вы не могли бы показать нам гостевую комнату? — попросили они. — Ту, в которой останавливалась ваша гостья, Ивонна Таттл?

— Да, конечно, — сказал Джей. — Линда, проводи их, пожалуйста, вниз.

Во рту у Линды сразу же пересохло, едва она повернулась к пандусу, ведущему в гостевые комнаты. В спальне, отведенной Ивонне, было темно, и Линда машинально потянулась к выключателю, но женщина-полицейский ее остановила: «Нет-нет, оставьте все, пожалуйста, как есть», а мужчина-полицейский предложил: «Миссис Петерсон, может быть, вам лучше вернуться наверх?»

Линда быстро повернулась и стала подниматься, громко зовя Джея.

Муж был на кухне. Он, медленно качая головой, стоял перед полицейскими, и Линда заметила, что те вооружены.

— Она с самого начала показалась нам странной, — говорил Джей. — Но, как вы, должно быть, понимаете, я не стану сообщать подробностей, не посоветовавшись с моим адвокатом. Это, кстати, Норм Этвуд, и вы прекрасно знаете, что он скажет. Какая нелепость! Нет, это просто неслыханно! Я даже представить себе не могу, чтобы кто-то собрался в судебном порядке меня преследовать!

— Почему бы вам не попросить своего адвоката побеседовать с нами в полицейском участке? — сказал один из полицейских.

Джей улыбнулся:

— Ей-богу, ребята, я знаю, вы всегда гордились своей щепетильностью и дотошностью, но ведь это просто возмутительно!

— А где Ивонна? — вдруг спросила Линда, когда полицейские уже направились к дверям.

— Она в окружной больнице, мэм.

— Она говорит, что я пытался ее изнасиловать, — прибавил Джей.

— Ивонна? Она действительно так сказала? Но это же безумие! — возмутилась Линда.

— Ну, конечно, безумие, — спокойно подтвердил Джей. — Дорогая, я скоро вернусь.

Женщина-полицейский стояла у него за спиной, а рядом с ней был еще кто-то из полицейских-мужчин.

— Господи, что вы делаете? — спросила у них Линда.

— Присядьте, миссис Петерсон. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов. — Полицейские вели себя очень вежливо. Они стали расспрашивать Линду об Ивонне. — Какой она была?

— Ох, ужасной!

— В чем это выражалось?

— Она вела себя по отношению к нам просто оскорбительно! Не желала ни минутки на разговор с нами потратить! — Линда вдруг вспомнила о пропавшей белой пижаме и тут же выпалила: — Представляете, она обвинила меня в том… что я украла ее пижаму! — Женщина-полицейский сочувственно покивала, а мужчина-полицейский что-то пометил в блокноте и спросил:

— А по отношению к вашему мужу она тоже была груба?

Слишком поздно до Линды дошло, что ей вообще не стоило ничего им говорить. Хотя, когда она заявила полицейским, что больше не намерена обсуждать эту тему, они отреагировали очень спокойно. А потом объяснили, что у них есть ордер на обыск данной гостевой комнаты для возможного сбора вещественных доказательств, каковыми могут оказаться, например, простыни, наволочки и все такое прочее.

* * *

На следующее утро Джей крепко спал в их общей спальне. Норм Этвуд доставил его домой перед рассветом и объяснил Линде, что Джей был обвинен в нанесении побоев третьей степени тяжести и пока отпущен на поруки. Скорее всего, сказал Норм, против него выдвинули это обвинение, потому что Ивонна в истерическом состоянии металась по улицам города в три часа ночи, одетая лишь в трусики и майку, и стучалась в каждую дверь. Кроме того, у нее на запястье обнаружилась небольшая ссадина, что предположительно указывало на борьбу, однако, по мнению адвоката, ее состояние вряд ли доказывает, что секс состоялся не по взаимному согласию, а при отсутствии свидетелей обратное доказать всегда очень сложно. И вот теперь Линда, застыв как изваяние, сидела в саду и не сводила глаз с голубой сверкающей поверхности воды в бассейне. Вдруг в кармане у нее зазвонил мобильный телефон. Она включила его и услышала голос дочери:

— Вот что, мам, идите вы оба к черту! А я домой больше не вернусь! Никогда!

Линда поднялась, прошла в дом и уселась в гостиной на дальнем краешке дивана. Она чувствовала себя странно, словно была не в себе. Ей казалось, что она опять стала молодой и идет по дороге со своими школьными подругами мимо бесконечных кукурузных и соевых полей, а вокруг теплый летний вечер, и весь мир будто светится от яркой зелени молодых всходов и предчувствия новой жизни, и солнце садится, и небо пылает великолепными красками заката, и теплый воздух ласково гладит ее голые руки, и душа ее полна ощущением свободы и невинной радости…

Норм Этвуд назначил ей встречу в полдень. Они должны были вместе поехать в Лейтон и встретиться с ее собственным адвокатом: у нее есть брачные привилегии, объяснил Норм. Она, например, не обязана свидетельствовать против Джея и сообщать обо всем, что он ей когда-либо говорил. Но если она скажет, что действительно что-то видела, то должна будет подтвердить свои слова под присягой. Линда, сидя на диване, пыталась все это понять, осознать разницу, но чувствовала, что не в состоянии сделать это. Казалось, все части ее организма по очереди отключились, перестали функционировать и как бы стоят «на нейтрале». Она огляделась. Картина Хоппера висела на стене, источая всеобъемлющее равнодушие, но Линде показалось, что это равнодушие относится непосредственно к ней, да и сама картина написана исключительно для данного момента: «Твои беды велики, но совершенно бессмысленны, — казалось, говорила картина, — а для меня важен только луч солнца, осветивший боковую стену дома». Линда встала, перешла в столовую и села за длинный обеденный стол. Несколько лет назад ее дочь, кое-что случайно обнаружив в компьютере отца, сперва ужасно закричала, а потом все никак не могла успокоиться, все плакала и кричала: «Папа трахает каких-то женщин прямо у нас дома, а ты, мама, ничего, совсем ничего не предпринимаешь! Ты еще хуже, чем он! Ты еще более жалкая и гадкая, чем он, мама! И меня от вас обоих тошнит!»

А ведь начиналось все как супружеская игра. Они оба воспринимали это как способ развеять поселившуюся в семье скуку. Линде казалось, что так она сумеет создать новую Линду Петерсон-Корнелл, куда более смелую и соблазнительную, чем нынешняя — в общем такую, которая будет гораздо больше нравиться мужу.