Читать книгу "Голос крови - Зоэ Бек"

– Может быть, потому что вы так долго предавались самобичеванию, растравляя старые раны, что даже мои нервы этого больше не выдерживают.

Против такого аргумента действительно нечего было возразить. Седрик Дарни, некоронованный король самобичевания и копания в старых ранах! Уж коли он больше не в силах сочувствовать Бену, значит, пора с этим что-то делать.

Несколько месяцев тому назад Бен, тогда еще судебный репортер газеты «Скоттиш индепендент», вышел далеко за пределы своих полномочий и в результате вскрыл скандал в фармакологической промышленности, благодаря чему внезапно стал знаменитостью в сфере журналистских расследований. Даже предъявленный фирмой иск оказался против него бессильным. Но потом он слишком долго рассусоливал, решая, не податься ли ему в Лондон, а то и прямо в Нью-Йорк. Он приуныл, стал копаться в себе, ничего не делал, и у него совсем опустились руки. А ведь все, чего он добивался, – это сделать очерк для первой полосы! Журналистское расследование. То, для чего он создан. Или нет? Он навлек смертельную угрозу на себя самого и на других людей. Может быть, это его так заело. По крайней мере, так говорила его подружка Нина. Фиона же, с которой его угораздило познакомиться именно в этот период, когда он мучился от утраты жизненной цели, поставила ему совершенно другой диагноз: что тебе остается, когда исполнилась твоя заветная мечта?

– Давайте уж будем честными, – оторвал его от этих раздумий Седрик. – Предложения, которые вам делали в прошлом году, уже недействительны. Да вы и не хотели их принимать, потому что… Какую вы тогда нашли отговорку? Вы боялись, что вам предлагают большие деньги за то, чтобы подлавливать знаменитостей на панели со спущенными штанами.

– Перестаньте! А что я, по-вашему, должен был думать, когда меня начали зазывать к себе «Ньюз оф зе Уорлд» и «Сан»?[24] Они явно не собирались дать мне колонку литературной критики.

– А что вам остается теперь? Местные газетенки? Ежегодные соревнования гольф-клубов? Вы уже год как без работы и ничего за это время не сделали. Уж простите меня, но вы просто какая-то однодневка.

– А теперь вы предлагаете мне тему для очерка? – Бен покачал головой. – Не знаю, надо ли мне это.

– А что вам тогда надо? Пойти в официанты, когда у вас закончатся деньги, и рассказывать каждому встречному-поперечному, какие у вас были сногсшибательные предложения? Какую сногсшибательную жизнь вы могли бы вести, если бы только захотели? Вы не первый, кто может этим кончить.

Во время своей речи Седрик отвинчивал и завинчивал крышечку бутылки, но так и не отпил ни глотка.

– Не такой уж я старый, чтобы говорить о конце, – попробовал защититься Бен.

– Но вы и не двадцатиоднолетний выпускник университета.

Седрик снова принялся вертеть крышечку.

– Что-то не так? – спросил Бен, кивая на бутылку.

– Углекислый газ, – сказал Седрик и, вопросительно подняв брови, обвел глазами кухонные стулья. – Если в этой квартире найдется чистое сиденье, я бы с удовольствием присел и рассказал вам, о чем идет речь.

– Может быть, мне сбегать и купить пароочиститель или диван вам сойдет? – проворчал Бен.

Никакого другого сиденья в крохотной комнатушке, служившей одновременно гостиной и кабинетом, не было. Разве что табуретка для пианино, которую Бен использовал вместо конторского стула.

– Никаких пароочистителей. – Седрик осторожно уселся на середину. – Завтра я пришлю к вам мою уборщицу. В половине восьмого годится?

Бен расхохотался:

– Рассказывайте!

– Насчет уборщицы я не шучу.

– Рассказывайте!

– Моя мачеха родила ребенка. От моего отца.

Бен удивленно заморгал:

– Ваш отец бесследно исчез два года тому назад. Я что-то упустил?

– То же самое, что и я. Очевидно, он заморозил свою сперму на случай, если когда-нибудь вдруг надумает завести с ней детей. Вероятно, тогда, когда уже станет слишком стар для секса. Когда молодая жена перестанет его интересовать, то пусть она себе забеременеет и займется потомством.

Седрик снова принялся вертеть крышечку, на этот раз потому, что занервничал.

– Постойте! Ведь у нее же недавно как раз родился ребенок?

Седрик кивнул:

– Мальчик. Имеется уже и анализ ДНК. Это действительно его сын. Мой сводный брат.

– Поздравляю!

– В особенности учитывая завещание. Моего отца могут признать умершим не ранее чем через пять лет. Но тогда ребенок наследует наравне со мной. Его жена в завещании не упомянута. Если бы у нее родилась девочка, доля наследства была бы гораздо скромнее. Мой отец настаивал на наследнике мужского пола, такая у него была странность.

– Ах, у вашего батюшки были странности! – ухмыльнулся Бен.

Седрик не улыбнулся:

– Единственное, что могло вогнать его в панику, – это мысль о том, что вымрут носители его фамилии. А на меня он не возлагал больших надежд в плане продолжения линии его рода. Так вот, переходя к главному: у меня есть подозрение, что Чандлер-Литтон приложил руку к этой беременности. Прежде чем перейти в «ИмВак», он занимался исследованиями эмбрионов. И я полагаю, что он помог этой женщине вовремя обзавестись ребенком мужского пола.

– Минуточку, что-то это уж очень странно звучит… – растерянно произнес Бен.

Седрик махнул рукой:

– Слушайте дальше. А лучше всего берите сразу на карандаш. Я могу назвать вам целый список имен, из-за которых у меня и возникли такие сомнения.

Наморщив лоб, Бен вооружился карандашом и бумагой.

– Леди Харгрейв. Они с мужем десять лет пытались родить здорового ребенка. Пресса следила за подробностями этой драмы, но лорд Харгрейв сумел сделать так, чтобы слишком интимные детали не стали достоянием публики. Мне известно, что у нее было несколько выкидышей, так как зародыши были нездоровые. Два раза она делала аборт, потому что у плода обнаруживались тяжелые пороки развития, с которыми ребенок, вероятно бы, не выжил. Потом стало известно, что и он, и она были носителями рецессивного гена редкого заболевания. Родить здорового ребенка было для них все равно что выиграть в лотерею. Затем на два года все стихло, и все подумали, что они отказались от новых попыток. В прошлом году она забеременела. Сейчас у них здоровый ребенок, который родился без каких-либо драматических осложнений. Леди Харгрейв – пациентка Шэннон Чандлер-Литтон.

Седрик поставил бутылку на пол, сунул руку во внутренний карман пиджака и выложил на стол фотографию лорда и леди Харгрейв с младенцем. За ней последовал второй снимок уже другой пары:

– Макс и Кэролайн Гатри. У них четыре дочери, но они больше всего на свете мечтали о сыне. Еще во время первой беременности оба были, скажем так, не в восторге от того, что ожидалась девочка. В особенности Макс Гатри. Он, как мой отец, боится, что семейная линия пресечется. С четырьмя дочерьми на руках они были в полном отчаянии и, в сущности, уже перестали надеяться. Пока Кэролайн в сорок восемь лет снова не забеременела. И она, и муж были в самом радужном настроении и, не дожидаясь времени, когда будет возможно провести ультразвуковое исследование на предмет определения пола будущего ребенка, рассказывали всем, что ожидают сына. На вопрос, откуда им это известно, они только говорили, что им подсказывает чувство. У них действительно родился сын. Кэролайн – пациентка Шэннон Чандлер-Литтон.