Читать книгу "Пленница Белого замка - Елена Кутузова"

Конюх, всегда поровший наказанных, сноровисто связывает ему руки, пропускает веревку сквозь кольцо и натягивает. Теперь брат почти висит, но голову старается держать высоко. И в упор смотрит на отца.

Напряжение растет. Воздух словно загустел, стал тягучим, как овсяный кисель. Я сдаюсь первой:

— Не надо!

Отец даже головы не поворачивает. Медленно спускается с крыльца и забирает у конюха плеть. Я ахаю: сам решил наказать!

Зажимаю ладонями рот, словно запихивая крик обратно в горло. Кэм вздрагивает под ударами. Смотреть на отца он больше не может, но находит в толпе Ирчи. Старший сын конюха прячет глаза. Так вот почему нас поймали! Предатель! Я отомщу! За свой страх, за боль брата, за каждый шрам, что багровым рубцом вздувается на спине.

Крика от Кэма так и не дождались. Когда его голова безвольно падает, матушка бежит к отцу и врывает плеть.

— Довольно!

Отец замирает, не в силах поверить, что всегда послушная жена смеет перечить. Зло разворачивается на каблуках и уходит. А мы с матушкой остаемся. Она сама снимает Кэма со столба и на руках уносит в свою комнату, словно не доверяя слугам. Потом мы промываем раны и мажем располосованную спину зеленоватой мазью. Матушка плачет. Я пытаюсь её успокоить. Даже Кэм, придя в себя, пытается шутить… У него плохо получается. И слез становится больше.

Ирчи ответит! За каждую слезинку!

Отец возвращается вечером. Просит матушку выйти, и садится в жесткое кресло рядом с кроватью.

— Ты злишься на меня, сынок?

От такого обращения я даже дуться забываю. Кэм тоже удивленно поворачивает голову. А отец поправляет льняную тряпицу, сползшую с израненной спины, и продолжает:

— Я тебя понимаю. Знаю, что ты не со зла, но так нельзя.

— А что, — Кэм приподнимается, шипит от боли и падает обратно. — Надо молча смотреть, как Уллу в Замок увозят? И не попытаться защитить?

— Ох, сын, — отец пересаживается на кровать, отодвинув покрывало. — Думаешь, мне легко это решение далось? Я ведь тоже хочу увезти Уллу далеко-далеко, чтобы никто и думать плохо о нашей девочке не смел…

— Так почему…

— Потому как девиз нашего Дома — "Долг"! И негоже его нарушать. Честь — единственное, что есть у человека своего, от рождения, и до смерти. Запомни это, сынок. И ты, Улла. Ни разу с момента заключения Договора не был он нарушен. И пока жив хоть один из рода Орвов, этого не произойдет. Долг Уллы — отправиться в Замок. И она туда поедет. И чтобы больше без этих ваших выдумок. Вы поняли?

Что мы можем ответить? И мы молчим. А отец, вздохнув, идет к двери. Медленно, словно несет на плечах тяжелый мешок. Когда до выхода оставалось пара шагов, отец вдруг порывисто развернулся, притянул меня к себе и крепко обнял. Горячий шепот касается волос:

— Прости нас, доченька. Прости, — и еще тише. — Если ты останешься дома, в Замок отправится Кэм.

Я едва прихожу в себя, а отец уже выходит. А мы с Кэмом долго смотрим на закрывшуюся дверь, не понимая, что случилось. Возвращается матушка. Мы меняем брату повязки, о чем-то говорим, стараясь отвлечься от грустных мыслей, смеемся… Но решение созревает: что бы ни предлагал Кэм, больше я не убегу. Нельзя допустить, чтобы вместо меня пострадал он.

Брат встает с постели на следующий день. Сжав побледневшие губы, с помощью лакея добирается до моей комнаты. Осторожно усаживается в кресло и велит служанкам выйти. Потом долго молчит, собираясь с мыслями.

— Прости.

— За что?

— У меня не получилось, — от горестного вздоха хочется плакать.

— Это хорошо, что не получилось, — я заглядываю брату в глаза. — Отец прав — мой долг ехать в Замок. И будь, что будет! Спина-то твоя как?

— Заживет!

Несмотря на требования матушки, в кровать брат возвращаться отказывается. И бродит по дому, придерживаясь за стену. Видя его, прислуга жалостливо вздыхает. Только отец втайне гордится. Поэтому Кэм старается, как может! Даже настаивает на том, что сам проводит меня в Замок.

Отец долго не соглашается — все еще ждет какой-нибудь выходки. Но вступается матушка, и наступает миг, когда мы садимся верхом и в последний раз бок-о-бок выезжаем со двора.

* * *

Путешествие длится недолго — на третий день впереди появляется одинокая скала и Замок, венчающий её, подобно короне. Солнце отражается от белоснежных стен и слепит глаза. Нам в любом случае в ту сторону и смотреть не хочется. Да и сопровождающие нас воины домашней стражи, забыв о попытках выглядеть уверенно, отводят глаза. И подгоняют коней. Им не терпится сдать меня с рук на руки дяде Гарду, и пустится в обратный путь. Но Кэм уговаривает капитана задержаться в ближайшей деревне, и к Замку отряд подъезжает не вечером, а на рассвете.

Восходящее солнце заливает белоснежные стены кровью. Шпили на крыше сверкающими стилетами пронзили небо. Флюгеры в страхе ожидают ветра, а до того боятся пошевелиться, и тишину нарушает только скрип открывающихся ворот у подножия скалы.

Кэм спешивается и помогает слезть с лошади мне. Животные никогда не проходили под высокой аркой, и теперь, глядя, как они бьются в панике, мы понимаем — почему. Мой эскорт в Замок тоже остается снаружи, поэтому брат просто провожает меня до ворот и обнимает. Я не отпускаю его взгляд и навсегда запоминаю бледное лицо и крепко сжатые губы.

Когда створки закрываются, я поворачиваюсь к ним спиной и смотрю вверх, на Замок, которому предстоит стать моей жизнью.

Над буйной зеленью сада, что непонятным образом вцепился в голые камни, вздымаются белые стены. Многочисленные окна сверкают на солнце — в рамы вставлено драгоценное стекло. Три квадратные башни, увенчанные золочеными шпилями, хранят покой Замка. По верху, под самой крышей, монолит стены прорезают узкие штрихи бойниц. Для чего они? Неужели находились сумасшедшие, решившие штурмовать Замок-на-Скале? На этот вопрос мне никогда не отвечали. Может, теперь узнаю?

— Госпожа, — слуга, посланный за мной, осторожно касается локтя. — Прошу вас.

Последний взгляд на ворота, в тщетной надежде, что створки распахнуться и меня увезут отсюда, и — подъем. Узкая тропинка указывает путь. Белая пыль тут же пачкает подол платья и плащ. Её никогда не удавалось отстирать, Замок словно метит тех, кто осмелился потревожить его покой.

Почему меня волнует одежда? Ноги подкашиваются от ужаса, а я жалею тряпки, обращаю внимание на растения вокруг. Папоротники, вереск и широколистные хосты обрамляют тропинку. Чуть дальше должен быть стелющийся можжевельник. Он всегда покрыт мелкими сизыми ягодами, и это кажется чудом. Как и весь сад, что цветущим каскадом устилает склон. У нас десяток садовников не могут добиться подобного, а тут все словно само растет.