Читать книгу "Констанция. Книга шестая - Жюльетта Бенцони"

— Ну, что вам стоит, мадам? Одарите беднягу всего лишь одним поцелуем.

Констанция вдруг с ужасом почувствовала, что отступать некуда. Она стояла, прижавшись спиной к деревянной стене загона.

Бродяга грубо обхватил ее своими грязными руками и, прижимаясь головой к груди, захрипел:

— Принцесса, одари меня одним поцелуем. У тебя такая прекрасная шейка. Господь сказал мне: «Возьми эту шляху». О, какая шея, как бы она понравилась моему брату, который работает палачом в Париже.

Он попытался сорвать с шеи Констанции золотую цепочку с огромной жемчужиной, вправленной в медальон, и лишь сейчас Констанция закричала.

Услышав ужасающий женский вопль, Томас Пенн, прогуливавшийся по двору, бросился в распахнутую дверь загона. Увидев, как грязный негодяй пытается валить на землю Констанцию и сорвать с нее одежду, американец одним прыжком подскочил к насильнику и, схватив его за ворот, отшвырнул в сторону.

Очутившись на полу, тот зарычал от злобы и выкрикнул:

— Ты что, тоже хочешь поцелуя? Что тебе нужно от меня?

С этими словами он вскочил с устланного соломой пола и с кулаками бросился на Томаса Пенна. Американец встретил его несколькими сокрушительными ударами в челюсть, а потом, снова схватив за шиворот, вышвырнул на улицу. После этого Пенн бросился к Констанции, которая, закрыв лицо руками, беззвучно рыдала у стены загона.

— Все в порядке, мадам, все в порядке, — торопливо сказал Пенн. — Все уже позади, успокойтесь. Я прошу вас, ваша светлость.

Услышав такое обращение, Констанция неожиданно пришла в себя. Несколько секунд она неотрывно смотрела в глаза американца, который стоял перед ней, переводя дыхание.

Привлеченные шумом во дворе, туда выбежали несколько человек из харчевни. Среди них были и пассажиры почтового дилижанса, в котором ехала Констанция. Они стали свидетелями того, чем закончилась эта сцена.

— Со мной все в порядке! — в ярости выкрикнула Констанция и залепила Пенну такую пощечину, от которой он пошатнулся.

К Констанции подбежал ее парикмахер Жакоб. Разумеется, он сразу же обратил внимание на ее волосы.

— Что с вами случилось, мадам? Вы выглядите такой растрепанной. Что, этот американский дикарь обидел вас?

Констанция неожиданно для себя разрыдалась и упала в объятия Жакоба.

— Увидите меня отсюда, — сквозь слезы прошептала она.

— Мари-Мадлен, помоги мне! — крикнул парикмахер, уводя Констанцию. — Куда я могу отвести мадам?

Немедленно подскочивший к Жакобу хозяин постоялого двора тут же проводил его вместе с дамами в один из номеров.Встревоженно шумя, посетители харчевни вернулись на свои места.

— Да, — печально покачав головой, произнес Казанова, — времена изменились. Брожение умов позволяет ожидать от людей всего, чего угодно.

Воспользовавшись тем, что внимание пассажиров дилижанса было занято Констанцией, Казанова закончил ужин и, одевая перчатки, тяжело встал из-за стола.

— Прошу вас, мадам, — обратился он к своей соседке, — попрощайтесь от моего имени со всей этой честной компанией.

Та вскочила со своего места.

— Как? Вы уже уходите? Прошу вас, останьтесь.

Поверьте, моя жизнь сейчас — настоящая пустыня. Мое дыхание прервалось, когда я увидела вас.

Она схватила Казанову за руку, с надеждой заглядывая ему в глаза.

— Прошу вас, не отказывайте мне. Сегодня вам все можно. Вы же сами сказали об этом. Сделайте так, чтобы мое счастье осуществилось. Увезите меня. Давайте поедем ко мне в Шампань. Мы будем жить там счастливо. Умоляю вас, Джакомо.

Казанова печально покачал головой и поцеловал руку дамы.

— Моя дорогая, то, что вы называете безумием, была высшая мудрость… до того, как мне исполнилось семьдесят лет. Но в таком возрасте приобретаешь другую мудрость, которая позволяет вам избежать разочарования.

Он неуютно поежился и огляделся по сторонам.

— О чем это я? Ах, да… Благодарю вас за ваше изысканное предложение. Поверьте мне, мадам, единственный, кто может испытать какое-то сожаление по этому поводу — это я.

С этими словами он достал из перчатки маленькую пудреницу с зеркальцем и, открыв ее, принялся разглядывать собственное лицо. Не отрывая взгляда от зеркала, он произнес:

— Вовсе не этот старик заставил ваше сердце биться учащенно, а его имя, его репутация, его прошлое…

Он умолк и взглянул на даму глазами, полными горечи и разочарования.

— Все, что было сегодня, не существует. В любом случае, дорогая мадам, я вам премного благодарен.

Он еще раз поцеловал руку дамы, в глазах которой блеснула жалость. У двери харчевни Казанова столкнулся с Ретифом де ля Бретоном.

— Я хочу пожелать вам счастливого пути, уважаемый Ретиф, — сказал итальянец. — Мне было очень приятно встретиться с таким знаменитым писателем.

— Мне тоже, дорогой Казанова, — любезно ответил ему парижанин. — Прощайте.

Они обнялись, и Казанова уже собирался выйти из харчевни, но в этот момент его окликнул майор Кур-нуойе, который закончил трапезу.

— Эй, вы! — грубо закричал офицер. Казанова изумленно повернулся к нему.

— Это вы мне?

— Да, это я вам, — без особых церемоний продолжал майор. — Я проехал, не слезая с лошади сорок лье. Теперь я продолжу путь в вашем экипаже.

Казанова молча развел руками и повернулся к вдове, которая по-прежнему наблюдала за ним.

— Вы видите, мадам, кого я теперь выбираю в свои спутники? — с горькой иронией произнес он.

Прихрамывая, Казанова поковылял к своему экипажу, где его встретил парикмахер Констанции Жакоб.

— Вам нехорошо? — участливо спросил он.

— У меня разыгралась подагра, — ответил Казанова, занимая свое место в экипаже при помощи Жакоба.

— Очень жаль, месье, что мы не встретились раньше, — подобострастно заглядывая в глаза итальянцу, произнес парикмахер.

— Ну, что ж, — со вздохом ответил Казанова, — передайте от меня привет вашей прекрасной хозяйке. Прощайте.

Когда место рядом с ним в экипаже занял майор Курнуойе, кучер тронул поводья, и маленькя двуколка покинула постоялый двор города Шолона. В этот момент из харчевни выскочил ее хозяин и с криками бросился за экипажем.

— Эй, эй, погодите! А кто мне будет платить за рябчиков, трюфелей, сыр?

Казанова остановил экипаж.

— Да, да, разумеется, — спокойно сказал он. — Я заплачу, но только в том случае, если вы воскликнете:

«Да здравствует достоинство!»