Читать книгу "Загадки поля Куликова - Юрий Звягин"

Что же мы знаем о времени создания Новгородской четвертой летописи? Старейшие ее списки: Новороссийский (старшего извода), Строевский, Фроловский и Толстовский (младшего извода) по филиграням датируются 80-ми гг. XV в. То есть 20 годами ранее самой ранней филиграни в Новгородской Карамзинской.

Кое-какие соображения относительно уточнения времени можно высказать, проанализировав как раз одно из произведений Куликовского цикла. Но не то, о котором мы сейчас говорили, а Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русского. Тут совершенно характерны две детали: титулование Дмитрия царем и фраза, с которой обращаются к нему князья, когда он собирает их на битву с Мамаем: «Господине Рускои царю: рькм если тобе служа животь свои скончате…». Никого из великих князей до Ивана III на Руси царем не величали. Царь — это был сарайский хан, в данничестве у которого находились русские князья. Причем среди последних было несколько великих (то есть имевших у себя в подчинении других князей, и самостоятельно сносившихся с Ордой). Великий московский князь, даже если он и владел владимирским столом, считавшимся первенствующим, мог рассматриваться только как первый среди равных в ряду великих князей тверских, смоленских, рязанских, суздальско-нижегородских. И даже князья ростовские, ярославские и тому подобное продолжали быть правителями независимыми и никак уж господином над собой московского князя признать не могли. Формулы тогдашних договоров: «в отца место», «старшим братом», — и не более. Так что на самом деле великий московский князь мог присвоить себе царский титул не только после разрыва даннических отношений с Ордой (то есть после 1480 г.), но и после ликвидации последнего независимого великого княжения. А это 1520 г., пленение последнего великого рязанского князя Ивана Ивановича.

Так вот, в Строевском и Фроловском списках Новгородской четвертой летописи Слова о житии и преставлении нет! Появляется оно в Толстовском, по бумаге датируемом 1497 г., да еще и неполном. Между прочим, нет такого произведения и в Рогожском летописце, Симеоновской летописи, и даже в Типографской летописи, датируемой началом XVI в. Там везде содержатся относительно небольшие варианты, без особых восхвалений рассказывающие о жизни и смерти Дмитрия Ивановича.

Так что без натяжки можно допустить: Новгородская четвертая летопись писалась в 80-е годы XV в., на излете новгородской независимости. А лет через пятьдесят, когда Москва уже окончательно утвердила свое самовластие, она подвергалась редактуре.

Но все это носит все же довольно умозрительный характер. А вот что абсолютно точно, так это то, что автор Пространной повести в список погибших на поле Куликовом включал людей, никакого отношения к этому не имевших. Ладно, допустим, что относительно Федора Тарусского можно спорить. В родословных книгах действительно есть Федор Андреевич и его сын Федор Федорович Тарусские. Так что при особом желании можно допустить, что отец погиб в 1380-м, а сын в 1437-м. Хотя по тем временам в 60 лет мечом махать… А ведь сыну погибшего в 1380 г. Федора Андреевича к 1437-му должно было быть самое малое 57, если он был посмертным ребенком. Так что сомнения Салминой вполне понятны. Второй же добавкой к перечню Краткой повести является Дмитрий Монастырев. Погибший… Догадываетесь, где? В битве при Воже, о чем есть соответствующая запись в той же самой летописи, в которой размещена и Пространная повесть. О боже, опять эта Вожа! Возникает впечетление, что летописцы на самом деле два эти сражения постоянно путают.

Третьим же назван некий Мстислав, брат Федора Тарусского. Ну вот тут как хотите! Внимательнейшим образом проштудировал историко-генеалогический свод русских князей, составил выборку тарусских князей: нет там Мстислава! У Юрия Михайловича, родоначальника династии (удел создан в 1246 г.), записано четыре сына: Всеволод, Константин, Иван и Семен. Дети тех: Андрей, Дмитрий, Иван, Александр, Федор и Юрий. Внуки: Александр, Федор, Тимофей, Василий, пара Романов, пара Константинов и целых три Ивана. И никаких Мстиславов. Да и вообще, господа, с чего это в конце XIV в. княжескому сыну вдруг языческое имя дали бы? Это вам не X–XII в., когда крестное имя князя только близкие знали. Со времен Александра Невского на северо-востоке начало укрепляться обыкновение сынов христианским именем называть. На юге выбрыки еще случались. Вон, Олег Иванович Рязанский и сам нехристианское имя носил, так еще сынишку старшего наименовал Родославом. Ну ничем хорошим это не кончилось: сгинул парень в литовской тюрьме. А Рязань после Олега досталась сыну с освященным именем — Федор.

Вообще, в генеалогическом своде, о котором я говорил, на XIV в. только один Мстислав отмечен: Мстислав Святославович Карачевский. Карачевские князья, конечно, с тарусскими в родстве находились (все они там, в так называемых Северских княжествах, от Михаила Черниговского произошли). Только на момент Куликовской битвы этому Мстиславу было года два-три, поскольку папа его женился около 1377 г.

Как видим, новые подробности оказываются сомнительными или вовсе неверными. Что касается самого текста, то он, очевидно, представляет собой объединение информации с «художественным словом». Исследователи находят в Пространной летописной повести реминисценции из Жития Александра Невского и паремийного Чтения о Борисе и Глебе, а также многочисленные библейские цитаты. В описании скорби русских женщин и в «плаче Мамая», говорят, использовано апокрифическое «Слово на Рождество Христово о пришествии волхвов».

Вполне верю исследователям на слово, поскольку существенной роли это не играет. А играет другое: не только текст Пространной летописной повести, но и вообще летописи Новгородско-Софийского свода особого доверия своей точностью не вызывают. К примеру, в них битва на Воже (ну никуда от нее не деться) отнесена к 6887 г. Причем дата-то стоит та же самая: 11 августа, среда. А мы помним, что, по расчетам, 11 августа приходится на среду в 6886 г.

И это не единственная проблема с датировками. Все начинается со смерти митрополита Алексия. В Рогожском летописце она указана под 12 февраля 6885 г. Но по мартовском счету, поскольку это уже был 1378 г. (12 февраля — пятница, как и отмечено в летописи). Соответственно, сообщение об этом размещено в конце годовой статьи 6885 г.

Но человек, переписывавший это сообщение в Новгородскую четвертую летопись, похоже, в хронологии летописца Рогожского (или Троицкой летописи) не разбирался. Для него, если дело происходило зимой, так это зима в начале года. И новгородский летописец переносит сообщение о смерти Алексия в начало статьи 6885 г. А в начало статьи 6886 г. помещает сообщение о солнечном затмении 29 июля, в воскресенье. Но такое затмение, по таблице в книге Святского, было в 1375 г., как это и отмечено в Рогожском летописце. Сюда же, в 6686 г., переезжает сообщение о битве на Пьяне, расположенное в Рогожском летописце в 6885 году. Соответственно, для битвы при Воже и не остается другого места, кроме 6687 г.

И получается картинка: в 6886 г. татары бьют русских, на следующий год русские берут реванш, а еще через год отыграться пытаются опять татары. Но им это не удается.

На самом деле, похоже, ситуация выглядит совсем не так. Между битвами проходит по два года. Между прочим, поэтому Митяй, отправляясь на поставление в митрополиты, успевает спокойно проехать через Мамаеву Орду к Черному морю на пути в Царьград («и ятъ бысть Митяи Мамаемъ, и немного удръжанъ бывъ и пакы отъпущенъ бысть»). А отправляется он в путь через полтора года после смерти Алексия. Если следовать хронологии Новгородской четвертой летописи, получится, что кандидат в русские митрополиты едет через Орду после битвы при Воже и непосредственно перед Куликовским сражением. И готовящийся к схватке с Дмитрием Мамай его отпускает. Фантасмагория. Не потому ли составитель летописи вынужден был вообще Повесть о Митяе у себя не помещать?