Читать книгу "Аркадий Аверченко - Виктория Миленко"

Именно поэтому он от души забавлялся над футуризмом, получившим наиболее яркое выражение в живописи и поэзии, и его представителями. «До сих пор, при встречах с модернистами, я смотрел на них с некоторым страхом: мне казалось, что такой художник-модернист среди разговора или неожиданно укусит меня за плечо, или попросит взаймы», — читаем в «Истории одной картины» (1910).

Самый известный фельетон Аверченко о футуристах — «Крыса на подносе» (1912). Простодушного рассказчика приглашают на выставку «нового искусства». Сначала он видит в раме на стене изображение пятиногой голубой свиньи под названием «Свинья как таковая», затем «металлический черный поднос, посредине которого была прикреплена каким-то клейким веществом небольшая дохлая крыса. По бокам ее меланхолически красовались две конфетные бумажки и четыре обгорелые спички, расположенные очень приятного вида зигзагом».

Рассказчик разговорился с автором «шедевра»:

«— Крысу сами поймали?

— Сам.

— Чудесное животное. Жаль, что дохлое. Можно погладить?

— Пожалуйста.

— А как жаль, что подобное произведение непрочно… Какой-нибудь там Веласкес или Рембрандт живет сотни лет, а этот шедевр в два-три дня, гляди, и испортился.

— Да, — согласился художник, заботливо поглядывая на крысу. — Она уже, кажется, разлагается. А всего только два дня и провисела. Не купите ли?

— Куплю. Сколько хотите?

— Да что же с вас взять? Четыреста… — Он вздрогнул, опасливо поглядел на меня и со вздохом докончил: — Четыреста… копеек».

Футуристы не преминули ответить на подобные «уколы». Имя Аверченко упоминается в их знаменитом манифесте «Пощечина общественному вкусу» (1912) — в ряду тех писателей, которым «нужна лишь дача на реке».

Впрочем, Аверченко симпатизировал эгофутуристу Игорю Северянину и часто цитировал его «Увертюру» (1915):

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском! Удивительно вкусно, искристо, остро! Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском! Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!

Это стихотворение импонировало Аркадию Тимофеевичу, очевидно, своим эпикурейским духом.

Говоря о литературной жизни серебряного века, вспомним и о том, что это было время расцвета бульварной журналистики. «Сатирикон» внес свой вклад в ее развенчание. Приведем фрагмент фельетона Аверченко «Желтая пресса» (1913):

«Сам он розовый, пиджак на нем серый, галстук красный, а пресса, в которой он работает, желтая. О себе он говорит всегда искренно и веско:

— Я выколачиваю денежки на бульваре, чтоб его черти побрали!

— На каком бульваре?

— Газетка наша бульварная. Не понимаю, как публика читает такую мерзость…

— А что?

— Да ведь ее, газетку эту, составляют каторжники. Вы не верите? Ей-богу! Любой сотрудник способен на шантаж, воровство, а если вы гарантируете ему безопасность, то и на убийство. Редактор мошенник.

— Ну да!

— Без сомнения.

— Зачем же вы там работаете?

— Работа легкая. Пиши о чем хочешь, измышляй что угодно и получай денежки. Ей-богу!

Я недоверчиво спросил:

— Неужели можно измыслить что угодно?

— Уверяю вас. Ну что вы, например, хотите, чтобы было о вас завтра в газете?

Я рассмеялся.

— Напишите, что я очень люблю устриц.

— Хорошо! Устрицы — так устрицы.

На другой день я прочел, к своему удивлению, в газете, в которой работал розовый молодой человек, следующее:

„АНКЕТА

Являются ли устрицы полезным блюдом?

Ввиду свирепствующей теперь эпидемии холеры мы занялись вопросом, не вредны ли в этом смысле устрицы. С этим вопросом мы и обратились к доктору Копытову.

— Видите ли, — сказал симпатичный медик, — в сущности, устрицы являются полезным, питательным блюдом, но, конечно, неумеренное их употребление может привести к нежелательным последствиям.

Спрошенная по этому поводу популярная певица И. О. Смяткина сказала следующее:

— Не знаю. Я не ем устриц. Несколько раз меня хотели приучить к ним, но, увы, безнадежно.

И. О. засмеялась.

После поездки в Мариенбад И. О. очень поправилась и выглядит прекрасно.

— Ну, как за границей? — спросили мы.

Она улыбнулась.

— Да ничего.

Третьим, к кому мы обратились с интересовавшим нас вопросом, был редактор сатирического журнала г. Аверченко.

— Устрицы! — воскликнул г. Аверченко. — Я очень люблю их. Едва ли они могут быть вредными. Конечно, я говорю о свежих устрицах.

— Ну, как цензура?.. Прижимает? — спросили мы редактора.

Он усмехнулся.

— Еще как!“

При встрече со мной розовый молодой человек засмеялся, пожал мне руку и спросил:

— Читали?

— Однако! Неужели вы беседовали по этому вопросу и с доктором Копытовым и с певицей Смяткиной?

— Ребенок! Доктор живет на Васильевском Острове, а дача Смяткиной в Новой Деревне. Одни извозчики стоили бы мне 2 р.

— А… как же вы?..

— Да ничего. Сам. Им же лучше. Все-таки реклама. И я своё заработал. Спасибо вам за устрицы. Хотите, еще что-нибудь сделаем?

— Нет, благодарю вас».

В герое этого фельетона угадывается известный тогда всей России журналист Василий Регинин. Они с Аверченко были близко знакомы: Регинин в 1910-е годы редактировал «желтые» издания — «Аргус» и «Синий журнал», которые выпускал Корнфельд.

Имя Регинина было нарицательным. Для подъема тиража этот журналист мог объявить конкурс гримас, а однажды заявил, что войдет в клетку с тиграми в цирке Чинизелли, выпьет чашечку кофе и выйдет невредимым. Фотоотчет будет опубликован только в «Синем журнале». И Регинин сделал это! (После революции он будет редактировать журнал «30 дней» и единственный решится напечатать, впервые, «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка» Ильфа и Петрова.)

О беспринципности Василия Регинина ходили легенды. Вот одна из них: он якобы ежемесячно платил 30 рублей редакционному сторожу «Сатирикона» за то, чтобы тот не уничтожал содержимого корзины для непринятых рукописей, стоявшей под столом у Аверченко, а добросовестно приносил в «Синий журнал». Добрая часть этих рукописей удостаивалась тиснения на страницах «Синего журнала» под теми фамилиями, которые наиболее нравились редактору.

Много лет спустя Аверченко в романе «Шутка Мецената» (1923) поместит пародию на разговорную манеру Регинина: «Здравствуйте, красавец! Зарабатываете? Красота! А галстучек-то! Мода! Король Эдуард пуговицу на жилетке для моды расстегивал! Англичане! Гибралтарский вопрос! Думаю в Испанию поехать — кастаньеты, танцовщицы, в „Аквариуме“ давно были? Осетрина беарнез чудная! Рыбный вопрос! Думаю рыбной ловлей заняться! Море — Черное — Каспийское — Нефтяные вышки — Нобель — керосиновый король — красавец — зарабатывает!!».