Читать книгу "Тенеграф - Кшиштоф Пискорский"

Потом он пытался изменить объекты тенеграфов, исследуя людей на пороге жизни и смерти, сросшихся бедрами близнецов, людей с различными болезнями. Действительно, таким образом он открыл несколько интересных закономерностей, однако ни на шаг не приблизился к пониманию тайны того первого, особенного тенеграфа. Не знал даже, где следует искать объяснение: в науке или в религии, в истории либо в философии – а с тремя последними областями было ему не совсем по дороге.

Хольбранвер ненавидел вопросы без ответа. Поэтому радовался при мысли, что наконец-то кто-нибудь сумеет исследовать его открытие; что какой-то ученый либо бакалавр проникнет в сияющую тайну.

Он добрался домой в хорошем настроении. С необычной для своего возраста энергией взобрался по скрипучей лестнице на второй этаж, отворил дверь комнаты и позвал Саннэ. Он купил для нее на рынке медовый калач, как всегда, когда в жизни его происходило нечто хорошее.

Не услышал ответа. Крикнул второй раз, вошел в мастерскую и встал на ее пороге как вкопанный.

Пол был устлан обрывками бумаг, везде были разбросаны реторты, валялись разбитые механизмы. Здесь произошел обыск. Хольбранвер прошелся по комнате, словно не осознающий случившейся беды погорелец, бродящий по руинам дома. Поворошил ногой рваные клочья своих дневников, описаний экспериментов, дорогие приборы, которых не сумел бы восстановить никто во всей Вастилии. Добрел до своего бюро. Вместо стопок бумаги на нем лежала одна-единственная карточка, бросающаяся в глаза на темном фоне.

Сперва он неуверенно поднял ее, начал читать – и почувствовал такую слабость, что пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть.

Записка гласила:

«Дьявол безбожный, проклятый почитатель мрака, Эль Хольбранвером зовомый, а истинного имени от стыда не использующий. У нас твоя дочка, невинное дитя, с которым ничего еще не случилось, но которое мы вскоре вынуждены будем внимательно исследовать, дабы уразуметь, не носит ли и она в себе такого же проклятия. А если носит, так знай наверняка, что вырвем мы его, подобно сорняку из сада, дабы не выросла она в тварь неблагодарную вроде тебя. Ежели судьбы такой ей не желаешь, будь завтра в полночь на Монастырском взгорье, тенеграф же свой безбожный имей при себе.

Дабы ты не сомневался, что Саннэ у нас в руках, оставляем тебе локон ее волос, отрезанный с ее головки тем самым ножом, чью остроту потом мы на ее горле проверим. Если не появишься ты, собачий сын, предадим ее пламени, и это все, что тебе от нее останется.

О помощи не проси, мы несомненно об этом прознаем. Приходи сам-один и без оружия.

Честные граждане».

Хольбранвер тяжело оперся о стул. Он предполагал, что кто-то может попытаться выкрасть тенеграф, поэтому после лекции спрятал его в часах в королевской библиотеке. Но хоть и считал он себя человеком весьма разумным, ему даже в голову не пришло бы, что кто-то, дабы раздобыть тенеграф, может обратиться против его ребенка, против маленькой Саннэ.

Охватило его парализующее чувство бессилия. Не знал даже, к кому обратиться за помощью. Во дворце и в университете каждый был членом какой-либо партии. Откуда ему знать, кто скрывается за «честными гражданами»? Не был ли это, например, эклезиарх? А может, командир гвардии? Король наверняка бы его выслушал, но ведь сам-то он не побежит искать Саннэ. Поручит кому-то из придворных, графу Детрано либо маркизу Леваллю. А если один из них и стоит за похищением?

Хольбранвер некоторое время тасовал в голове различные сценарии, но все они были достаточно рискованными.

Далеко за полдень он вышел из дому и двинулся в сторону королевского дворца за своим тенеграфом. Было у него лицо висельника, идущего на эшафот.

* * *

Монастырское взгорье пользовалось в Сериве мрачной славой. Дома его, разделенные улочками столь узкими, что не могли б на них разминуться две повозки, некогда принадлежали Молчащим Сестрам – старому, дореформационному ордену. Сестры исповедовали чистоту, состоявшую в том, что тела их ни разу не просвечивало солнце, ни разу не порождали они солнечную тень, которую полагали источником всяческой мерзости. Потому монастырь не имел ни одного окна, равно как и прилегающие к нему лепрозорий, госпиталь, школа и жилые дома, которые выстроили верные, что придерживались тех же суровых правил.

Потом пришли новые времена – времена эклезиарха Андреоса и его инквизиторов. Орден обвинили в греховных практиках и несоблюдении решений последнего синода, после чего – распустили. Однако сестры не покинули монастырь. Затворились внутри вместе с группой верных, уверенные, что переждут власть Андреоса, что никто не сумеет выбить их из темного лабиринта каменных построек, соединенных подвалами и крытыми мостами.

Эклезиарх даже не пытался. Приказал замуровать все выходы, а потом выставил подле них стражников.

Рассказывали, что еще много месяцев после этого, если приложить ухо к стенам, по ту сторону слышен был вой обезумевших от голода сестер. Кое-кто рассказывал, что доныне из мрачных, лишенных окон зданий доносятся порой странные звуки. Матери и няньки во всей Сериве пугали детей, говоря, что ночью сестры в тенях выходят из туннелей в город, похищают из кроваток шаловливых детей, а потом устраивают пир из человечьего мяса.

Всякой масти разбойники и поединщики не боялись, однако, этих историй. Для них опустевший лабиринт узких улочек и стен без окон внутри квартала Контегро был лучшим в Сериве местом для сведения счетов без свидетелей и риска, что в дело вмешается гвардия.

Эта ночь, даже для мрачной истории взгорья, была особенной, исключительной.

И вот когда луна взошла высоко на небо, в переулках оказалось семеро человек, которым, по несчастному стечению обстоятельств, выпало встретиться здесь в полночь. Люди эти кружили какое-то время в лабиринте отвесных стен, затененных переходов и слепых закоулков, поскольку найти друг друга на Монастырском взгорье было не так-то легко, большинство же переулков здесь названия не имело.

Наконец два первых персонажа повстречались друг с другом в одной из аллеек.

Фигура в капюшоне, вышедшая из длинного туннеля, внезапно остановилась. Впереди увидала завернутого в плащ мужчину с повязкой на глазу; были у него длинные черные кудрявые волосы.

Фигура сбросила плащ, холодные глаза заискрились в свете луны. Блеснула рапира.

– Мы здесь, – отозвалась она странным низким голосом. – Пришли тебя убить.

– И сколько кошелей и угроз понадобилось, чтобы меня найти? – ответил Черный Князь с печальной усмешкой. Не удивился, что его предали. Безумное бегство в Сериву было последней соломинкой. По сути, он чувствовал себя мертвым уже с того момента, когда старые враги отыскали его во Флорентинии.

– Всего один, – сказала женщина. – Ты не слишком хорошо прятался.

– Напротив. Гвардия не имела понятия, где я находился.

– Жаль, что люди из твоего окружения не настолько умелы.