Читать книгу "Мисс Страна. Чудовище и красавица - Алла Лагутина"

Тату-салон был в соседнем городке. Держал его бывший заключенный – купил себе машинку и снял в поликлинике одну из смотровых, узенькую комнатушку с кушеткой. Он гордился, что у него все стерильно, а для каждого посетителя на кушетку стелется свежая простыня. Татуировки он делал не слишком сложные и только в один цвет. Сандугаш долго думала, что она себе выбьет. Хотела сначала надпись, как у Анджелины Джоли: «A prayer for the wild at heart kept in cages». В журнале она прочла, что это переводится как «Молюсь за диких сердцем, заключенных в клетке». Ей очень понравилось. Но длинная надпись – долго, дорого и больно.

– Символ свободы. Что-нибудь крылатое. Бабочку? – предложил татуировщик.

– Бррр. Не люблю я их. Особенно жирных белых ночных мотыльков…

– А стрекозу?

Сандугаш задумалась. Синие стрекозы вились над кувшинками в тот первый день, когда Костя понял, что любит ее, а она любит Костю…

– Птицу? Ласточку? – продолжал спрашивать татуировщик.

Птицу…

Птицу!

Соловья!

Соловей из ее сна, он всегда делал Сандугаш счастливой. Так пусть он останется с ней насовсем.

– Соловья. Летящего.

– Я не знаю, как они выглядят. Принеси картинку.

Сандугаш, мучаясь угрызениями совести, вырвала картинку из библиотечной книги «Птицы Бурятии» и принесла татуировщику. Он сделал набросок. Очень приблизительно получилось. Маленькая птичка. Даже непонятно, что соловей.

Но она будет знать, что это соловей. Ей этого хватит.

Место для татуировки Сандугаш выбрала на левом боку, на ребрах. Это место редко кто видит. Только любовник. Или во время купания. Родители заметят не скоро. А Костя… Костя поймет. Должен понять. Он понимает ее во всем!

Но Костя не понял.

– Зачем ты испортила себе кожу, Сандугаш? У тебя такая кожа! Зачем ты?..

– Мне было нужно. Это символ свободы. Он поможет мне измениться внутренне так, как я изменилась внешне.

– Ох. Символ свободы… Говорят, теперь татуировки можно вывести?

– Можно. Но я не буду.

Татуировка болела, потом чесалась. Но наконец все неприятные проявления прекратились, и соловей стал частью тела Сандугаш. Как будто большое, странной формы родимое пятно.

А однажды Костя, обцеловывая ее всю, поцеловал и соловья. И это было словно бы окончательное принятие… Когда он это сделал, Сандугаш поняла, что готова к разговору с отцом.

– Не говори с ним, пока у меня не будет возможности куда-то тебя забрать.

– Не буду. Но я готова. Это для меня важно.

Валентина Петровна, мать Костиного друга, вернулась в свою квартиру и к своему коту, но чувствовала себя плохо, поэтому Костя регулярно покупал ей продукты и лекарства, иногда помогал с уборкой. Валентина Петровна считала себя обязанной Косте, так что любовное гнездышко переносить не пришлось. Они так и встречались в этой квартире. Валентина Петровна, конечно, полюбопытствовала, кого Костя к себе водит, и изумилась, увидев красивую дочку шамана, но болтать об этом не стала. То ли из хорошего отношения к Косте, то ли из страха перед шаманом. Костины измены, кажется, для всех вокруг были в порядке вещей. Он умел очаровывать женщин всех возрастов, и все они прощали ему избыточную любвеобильность.

Сандугаш и Костя были любовниками уже семь месяцев, когда им представилась возможность наконец-то пожить вместе, не разлучаясь даже на ночь. Марина уехала на месяц в Улан-Удэ, к младшей сестре, которая год назад вышла замуж, а сейчас родила ребенка. Роды были трудные, ей требовались уход и помощь по хозяйству. Дочку Марина оставила у своих родителей. Дом был свободен. И Костя больше не находил причин, почему бы Сандугаш не рассказать отцу правду об их отношениях.

По Костиному лицу она видела, что ему очень не хочется… Он бы предпочел, чтобы все и дальше оставалось так же: они бы встречались вечерами в той самой квартирке, где все началось, и расходились по домам. Но Сандугаш хотела, чтобы ее любовь получила признание. Хотела вывести любовь из тени на солнце. Хотела почувствовать себя женой. Засыпать и просыпаться рядом с ним. Ей это казалось важным.

Для признания она выбрала семейный ужин. Дождалась, пока мама покормит близнецов и наконец сможет уделить внимание дочери.

– Я хочу сказать кое-что важное, – начала Сандугаш. – Я люблю одного человека. И мы хотим быть вместе. Он тоже меня любит. Мы поженимся, как только он разведется. Но я хочу, чтобы вы уже сейчас знали, что мы любим друг друга. И я могла бы пожить у него. И уходить к нему безо всякого вранья, чтобы вы знали…

Она запуталась в словах, не знала, что дальше говорить, подняла глаза на отца, на мать.

Отец смотрел в чашку с чаем. Мать смотрела на отца.

– Я правда люблю его. Это очень серьезно.

– И кто же он? – ровно спросил отец.

– Это Костя. Ну… дядя Костя. Я знаю, что у нас огромная разница в возрасте, но мы действительно любим друг друга! Я взрослый человек. Я имею право на свободу.

Отец молча встал из-за стола, хотел выйти из кухни, но Сандугаш опередила его, выпорхнула перед ним, как перепелка, защищающая птенцов от охотника:

– Не смей! Не смей ничего с ним сделать! Я не прощу! Я умру, если с ним что-то случится! Утоплюсь!

– Я не буду с ним ничего делать. Он сам все сделает. И с собой, и с тобой. Тебя мне жалко, ты глупая девочка. Но раз ты такой взрослый человек и имеешь право на свободу, наслаждайся свободой. Уходи к нему, если хочешь. Я тебе одно запрещаю: аборт делать. В нашем роду этого не было и не должно быть. А после того, что я сделал, чтобы родились твои братья… Убийство ребенка будет иметь страшные последствия. Один из них, – отец кивнул в сторону близнецов, увлеченно мутузивших друг друга, – точно умрет, если ты сделаешь аборт. Так что ребенка, если что, принесешь мне. А сама – как хочешь. Если даже утопишься – это твой выбор.

– Мы предохраняемся, – пристыженно прошептала Сандугаш.

Отец кивнул, обошел ее и поднялся по лестнице наверх. Включил телевизор.

Мать, подхватив близнецов, кинулась следом.

Сандугаш осталась стоять посреди кухни. Она ждала другого – ссоры, проклятий… В общем, бурного проявления эмоций, чего у них в семье прежде не случалось, но сейчас должно было случиться, ведь раньше не было такого серьезного повода! Но отец… Получается, просто отпустил ее? К Косте? И она может уйти прямо сейчас?

Почему-то прямо сейчас у Сандугаш не было сил уйти. Она поднялась в свою комнату, легла и тут же заснула. Ей приснился Белоглазый. Он снова был волком. Сомкнул челюсти на ее запястье, держал крепко, но не больно, не прокусил даже кожу. При этом вырваться было невозможно, и Сандугаш шла за ним через голый весенний лес, зная, что в конце прогулки Белоглазый ее убьет.

Проснувшись, Сандугаш вдруг поняла, что с тех пор, как они с Костей стали любовниками, она перестала видеть свои страшные и странные сны. Она больше не видела Белоглазого. Не видела убийств. Сны ее были или про Костю, или… или она даже вспомнить их не могла.