Читать книгу "Вилла мертвого доктора - Александр Грич"

— Это не имеет никакого значения. И никак не отменяет того, с чего я начал. Что же до его взглядов в этом вопросе — я сам считаю, что система нуждается в реформировании, но в другом. И более того — система нуждается в жестком контроле. Я говорю вам это сейчас, в 2007 году. Мы на пороге небывалого в истории явления — эры дееспособных стариков. Выходит на пенсию так называемое поколение бэби‑бумеров. Все они будут иметь государственные медицинские страховки. Система не приспособлена к такому количеству людей на государственном обеспечении, а его надо предоставлять, хотим мы или нет. И тут есть разные аспекты — политический, экономический… И медицинский тоже, разумеется. Я вас не утомил?

— Да что вы! — Олег говорил совершенно искренне. — Я вообще слабо понимаю тонкости системы, так что для меня мнение такого эксперта, как вы…

— Ну и ладно, — перебил Фишер. — Тогда слушайте. Я, как вы знаете, не политик и не экономист. Как врач, я буду говорить о медицине. А поскольку говорю с вами — буду говорить о той медицине, которая вам интересна. О преступной медицине. Как вам такой поворот? — И продолжал, не дожидаясь ответа: — Дело в том, что эта сторона медицины приобретает сейчас очень важное значение. Повторю — никогда, нет, никогда! — не было столько людей на государственных страховках. Сейчас их около пятидесяти миллионов, будет значительно больше. И в связи с этим появились небывалые прежде возможности обворовывать государство.

Девушка в бежевом платье с черным кантом по вороту принесла рыбу. Собеседники принялись есть, и Фишер продолжал неторопливо говорить и во время еды — видимо, многолетняя тренировка на бизнес‑ланчах сказывалась.

— Как это работает? Я имею в виду «преступную» по самой задумке медицину? Ну как… Это уже бизнес. Во‑первых, строится или чаще снимается в специальных «медицинских зданиях» помещение для клиники. Все, как положено, с соблюдением всех норм, правил и требований. Дальше — как в любом бизнесе. Ищется оборудование по минимальной цене. Идеально — найти какой‑то госпиталь, который закрывают. Там это оборудование берется буквально за гроши. Далее — находится врач, под чью лицензию такую клинику открывают. Нормальный врач на это дело, естественно, не пойдет. Значит, это либо очень пожилой человек, либо тяжело больной, либо знающий о характере будущей клинике и на это согласный. Он многим рискует, но тут есть для чего рисковать — при верной постановке дела деньги зарабатываются очень большие.

Дальше? Дальше находятся так называемые биллеры, специалисты по составлению счетов. Они как бы переносят оказываемые услуги на бумагу, кодируют и отправляют страховым компаниям. Я же говорю — из воздуха делаются очень большие деньги.

Как? А очень просто — помимо реальных больных и реально оказываемых им медицинских услуг, оказываются услуги и делаются «процедуры», о которых сами больные и понятия не имеют. Пока все ясно?

Потемкин кивнул.

— Чем больше таких больных, тем больше таких услуг. Вот в связи с этим эта преступная схема приобретает все большую актуальность… У государства крадутся миллионы долларов… Миллиарды даже. На мой взгляд, здесь корень зла. Об этом нужно думать, когда говоришь о медицинской реформе, а не о том, о чем покойный Ричард говорил.

— А что, государство так спокойно на это взирает? — Потемкин и впрямь недоумевал.

— Нет, конечно. — Фишер доел свою жареную рыбу и принялся за лимонад. — Медикер старается, проводит проверки, пытается, как любая бюрократическая организация, увеличить штаты. И ваши коллеги время от времени этим занимаются. Был в Майами один доктор — его посадили… лет на пятьдесят, кажется. А второго — на сорок пять. Но это, увы, исключения, подтверждающие правила. Преступники эффективнее, чем система борьбы с ними, и именно на этом направлении надо работать — я в этом уверен.

— Красиво тут. — Олег обвел взглядом озеро. — Я люблю здесь бывать.

— А попробуйте оставить это озеро без присмотра? — Фишер промокнул губы салфеткой. — Двух месяцев не пройдет — все зарастет тиной, лебеди подохнут и утки тоже… Пока о них заботятся и защищают — нам с вами есть где позавтракать… Вы хотите меня о чем‑то еще спросить?

— Не спросить, а попросить. — Олег протянул свою визитную карточку. — Если вы вспомните что‑то касающееся Фелпса и достойное внимания — сделайте любезность, позвоните…

— Вы мне нравитесь, потому что умеете слушать, — заключил Фишер. — Обещаю, позвоню.

* * *

Потемкин поднимался по склону вслед за экспертом, которого ждал полтора дня. Никогда не знаешь, начиная дело, кто именно тебе понадобится в помощники. Наш век — могучая техника, интернет, расшифрованная структура ДНК, видеоконференции по всей земле, электромобили. А Джон Райан, который шел сейчас на пять шагов впереди Олега, был представителем профессии древней, как само человечество, — следопыт. Райан был следопыт высокого класса, из тех, что, казалось бы, вымерли во времена Майн Рида и Шерлока Холмса, чтобы никогда не вернуться. Но нет — работая вот уж столько лет, Олег снова и снова убеждался, что бывают в мире нестареющие профессии. И где только люди из Группы этого Райана в свое время достали? Но — достали, и он сейчас нужен был Олегу как воздух.

В самом деле, Олег про себя даже не очень упрекал ребят из полицейского убойного отдела и их экспертов. Все они сделали на месте грамотно и нормально. А вот поиски следов под окнами, да еще экспертиза отпечатков обуви — да полноте, что за старина. Come on! — как говорят американцы. То есть, говоря по‑русски, куда ты лезешь? Кому сейчас это нужно? Но дело в том, что вечных истин в профессии сыщика еще никто не отменял.

И не надо, думал Олег, твердить об анализах ДНК и целой уйме прочих анализов, о которых пару десятков лет назад еще никто не знал, а теперь они применяются в обязательном порядке, как говорится, в школе этому учат. Все это верно, но если в прошлом хороший сыщик догадывался, не имея возможности доказать, то сейчас слишком часто доказывать умеют, а догадываться — не могут и не хотят. А ведь умение догадываться атрофируется так же, как и прочие способности.

Олег так и не научился за многие приезды в США спокойно смотреть, как американцы, даже самые молодые, при необходимости произвести простейшие вычисления лезут в карман за калькулятором. Или как врачи, предлагая стандартные решения и анализы, не дают себе труда задуматься, как, собственно, выглядит сегодня пациент, перед ними сидящий. В отличие от какого‑нибудь российского земского врача девятнадцатого века, который, поглядев, как больной выглядит, как держится и как разговаривает, уже мог предположить диагноз. И как часто этот диагноз бывал точен!

Да, тут дилемма: с одной стороны, невероятное повышение общего уровня медицины — с точки зрения аппаратуры, препаратов, методов диагностики и лечения. С другой — явное снижение индивидуальности врача. Он становится частью огромной медицинской машины, и не более того.

Вот и в работе сыщика то же самое. Олег знал, что он всегда не хотел и боялся стать несамостоятельным. Решение задач, когда они уже найдены, раскрытие убийств выглядит чаще всего просто, и только хорошие профессионалы знают, чего стоит эта простота.