Читать книгу "Те, кто уходит, и те, кто остается - Элена Ферранте"

Я слушала ее в замешательстве. Пока она говорила, я пыталась понять, говорит она это серьезно или, по своей привычке, дает Пьетро понять, что ей плевать на его профессорское звание и на всю его болтовню, что это не он делает одолжение семье Греко, а семья Греко делает одолжение ему. Я слушала ее, не веря своим ушам. Зато мой жених верил ей беспрекословно и соглашался с каждым ее словом. Когда она наконец замолчала, он сказал, что прекрасно знает, какое я сокровище, и бесконечно благодарен ей за то, что она воспитала такую дочь. Затем он сунул руку в карман пиджака, достал синий футляр и застенчиво протянул ее мне. Я удивилась — что это может быть? Кольцо он мне уже дарил. Неужели решил подарить еще одно? Я открыла футляр. В нем действительно лежало кольцо, причем невероятно красивое: из красного золота, с аметистом, обрамленным бриллиантами. «Это кольцо принадлежало моей бабушке, — тихо сказал Пьетро, — маминой матери. Вся наша семья очень рада, что оно достанется тебе».

Этот подарок ознаменовал окончание ритуальной части вечера. Мужчины еще выпили, отец снова пустился рассказывать смешные случаи из жизни, Джанни поинтересовался, за кого болеет Пьетро, а Пеппе предложил ему помериться силой рук. Я помогала сестре убрать со стола и имела неосторожность спросить у матери на кухне:

— Ну и как тебе?

— Кольцо?

— Нет, Пьетро.

— Некрасивый: ноги кривые.

— Папа был не лучше.

— Ты что-то имеешь против своего отца?

— Нет, ничего.

— Вот и помолчи, а то ты только с нами смелая.

— Неправда.

— Да ну! А что же ты тогда позволяешь собой командовать? Видите ли, у него принципы… А у тебя что же, нет их? Можешь ты заставить себя уважать?

— Мам, — вмешалась Элиза, — Пьетро — культурный человек, ты же не знаешь, что значит быть по-настоящему культурным человеком…

— А ты прямо знаешь! Помолчи, а не то надаю. Видела, что у него с прической? Разве может культурный человек ходить такой нечесаный?

— Быть культурным — не значит обладать какой-то внешностью, это особый склад характера.

Мать чуть не ударила ее, но сестра рассмеялась и утащила меня с кухни.

— Как же тебе повезло, Лену, — сказала она весело. — Какой он милый! И как любит тебя! Он ведь подарил тебе семейную реликвию, бабушкино кольцо, да? Покажешь?

Мы вернулись в столовую как раз в тот момент, когда вся мужская половина семейства собралась испытать силу рук моего жениха: им очень хотелось показать, что они превосходят профессора хотя бы физически. Он не отступил: снял пиджак, засучил рукава рубашки и сел за стол. Он проиграл и Пеппе, и Джанни, и моему отцу. Но меня изумило, как он старался выиграть. Он побагровел, у него проступила вена на лбу, он кричал, что его соперники играют против правил, и упорно сражался с Пеппе и Джанни, тягавшими штангу, и с отцом, привыкшим отвинчивать гайки двумя пальцами. Все время, пока они состязались, я боялась, что он даст им сломать себе руку, лишь бы не проиграть.

23

Пьетро пробыл с нами три дня. Отец и братья быстро привязались к нему. Последние особенно были рады тому, что он не задавался и проявлял к ним интерес, хотя в школе их считали бездарями. Мать, напротив, вела себя с ним не особенно дружелюбно и только накануне его отъезда оттаяла. Это было в воскресенье. Отец сказал, что хочет показать зятю все красоты Неаполя, тому понравилась идея, и он предложил поужинать где-нибудь всем вместе.

— Мы пойдем в ресторан? — нахмурилась мать.

— Да, синьора, нам есть что отметить.

— Лучше я сама приготовлю ужин, мы же обещали накормить тебя запеканкой.

— Спасибо, синьора, но вы и так слишком много для меня сделали.

Во время сборов мать отвела меня в сторону и спросила:

— А платить он будет?

— Да.

— Уверена?

— Конечно, мам, он же нас пригласил.

Утром, празднично одетые, мы отправились в центр. И тут случилось то, что поразило меня до глубины души. Поначалу отец взял на себя роль гида. Он показал гостю замок Маскио Анджоино, Королевский дворец, статуи правителей, Кастель-дель-Ово, виа Караччоло, море. Пьетро слушал его очень внимательно. Но в какой-то момент он, гулявший по нашему городу в первый раз, начал сам, немного смущаясь, рассказывать нам о Неаполе, открывая новые, неизвестные нам факты. Это было прекрасно. Я никогда особенно не интересовалась местами, с которыми были связаны мои детство и отрочество, и меня потрясло, с каким восхищением говорил о моем городе Пьетро. Он рассказывал нам об истории Неаполя, неаполитанской литературе, сказках, легендах, памятниках — как сохранившихся, так и утраченных по чьей-то халатности, — пересказывал анекдоты из жизни города. Я понимала, что он знал город так хорошо не только потому, что знал вообще все, но и потому, что это был мой город. Отец быстро почувствовал себя низринутым с трона, братья заскучали. Я заметила это и дала понять Пьетро, что рассказ пора заканчивать. Он покраснел и тут же умолк. Но мать, как всегда, была непредсказуема — она повисла у него на руке и сказала:

— Продолжай, мне так нравится! Мне никто никогда ничего такого не рассказывал.

Обедать мы отправились в «Санта-Лючию»; по словам моего отца, это был прекрасный ресторан (сам он, разумеется, там не бывал, но слышал о нем).

— Я могу заказать все, что захочу? — шепнула мне на ухо Элиза.

— Конечно.

Обстановка в ресторане была спокойная. Мать выпила лишнего и отпустила пару неприличных выражений, отец, братья и Пьетро шутили между собой. Я глаз не могла отвести от своего будущего мужа: сомнений не было, я любила его. Этот человек знал себе цену и в то же время при необходимости умел с такой легкостью забывать о себе. Я в первый раз в жизни заметила, как внимательно он умеет слушать, с каким участием говорит с собеседником, — настоящий исповедник в миру. Этот его тон и голос очень мне нравились. Возможно, мне стоило убедить его остаться еще на день и познакомить с Лилой? Я скажу ей: «Я выхожу замуж за этого человека и уезжаю с ним из Неаполя. Как думаешь, правильно я поступаю?» Я как раз мысленно взвешивала, стоит ли мне так поступить, когда заметила за соседним столиком компанию из пяти-шести студентов, которые что-то отмечали за пиццей и, поглядывая в нашу сторону, обменивались смешками. Я поняла, что их развеселил вид Пьетро с его густыми бровями и свисающей на лоб копной волос. Несколько минут спустя мои братья не сговариваясь одновременно встали из-за стола, подошли к студентам и что-то им сказали — подозреваю, что-то не слишком приятное. Те ответили, началась перепалка, раздались крики, кто-то кого-то ударил. Мать в поддержку сыновей разразилась потоком брани, отец и Пьетро бросились разнимать дерущихся. Пьетро это происшествие скорее позабавило: по-моему, он так и не понял, из-за чего разгорелась ссора. «Это что, местный обычай, — пошутил он, когда мы вышли на улицу, — подойти и ни с того ни с сего наброситься с кулаками на сидящих за соседним столиком?» В результате симпатия между Пьетро и моими братьями только укрепилась. Но отец при первой возможности отвел Пеппе и Джанни в сторонку и строго отчитал за то, что те выставили себя перед профессором какими-то дикарями. Я слышала, как Пеппе шепотом оправдывался: «Пап, они же насмехались над Пьетро, что ж нам, молчать надо было?» Мне понравилось, что он назвал его «Пьетро», а не «профессор», — верный знак того, что он уже считал его своим, членом семьи и другом, пусть даже чудаковатым, смеяться над которым в его присутствии не смел никто. Но меня этот случай убедил, что не стоит знакомить Пьетро с Лилой: уж я-то ее знала, она была злая, и, если бы Пьетро показался ей нелепым, она вполне могла встретить его издевкой, как те парни в ресторане.