Читать книгу "Жизнь в стеклянном доме - Людмила Феррис"

Он вдохнул запах книг. В этом лагере библиотека для него была символом прошлой жизни, сладким воспоминанием, глотком свежего воздуха.

Личное время заканчивалось, а он не мог оторваться от зачитанной до дыр книги «Актеры советского кино». Эти лица напоминали ему о том времени, когда в его другой жизни был театр, походы в кино с оркестром и мороженым. Они смотрели «Неоконченную повесть», и он сказал смеющейся девушке:

— Ты похожа на Элину Быстрицкую. — И робко ее поцеловал.

Молодые люди любили ходить в кино, брали билеты на последний ряд, он нежно касался ее руки, и они оба замирали, то ли в предвкушении фильма, то ли от прикосновений. У нее была изящная рука с красивыми длинными пальцами, ноготки прикасались к его коже и обжигали, как лучи солнца, оставляя метку на сердце. Вечером они гуляли по улицам, и расстаться не было сил.

Он с сожалением поставил книгу на полку.

— Строимся на вечернюю поверку и досмотр, — это кричал бригадир Мартын.

Заключенный держался вместе с врачом по фамилии Штерн. Одиночке в лагере не выжить. Иосиф Штерн сидел по делу врачей-убийц. Кого и как он убивал, Штерн не знал, но пытался выяснить во время допросов. Его сильно били за такие вопросы-провокации, потом опять заставляли давать «правильные» показания. Штерн знал, как зашивать разорванные внутренности, удалять опухоли. Он имел ученое профессорское звание, и было престижным получить у него консультацию, тем более попасть на лечение. Почему и за что его посадили, Штерн до сих пор не понимал. Его никогда особо не беспокоил пункт пять в паспорте, где было записано «еврей», для него это были неважные детали бытия. Он гордился своей потомственной профессией лекаря, потому что его дед и отец тоже были врачами.

Штерн второй день лежит в тюремной больнице, вернее, ютится на узкой разбитой кровати, харкает кровью. Доктор схватил простуду, когда они валили лес. Медикаментов, кроме аспирина, в тюремной больнице не было. Сегодня заключенный работал один.

— Обязательно зайду к Штерну, — подумал он. Его товарищ болен смертельно и сам понимает это.

После вечерней поверки заключенные побрели на ужин, на него отводилось 20 минут.

Отбой будет в двадцать три ноль-ноль, у него еще уйма времени, чтобы дойти до больницы, а потом написать о событиях последних дней в дневнике.

— Сколько осталось ему самому — месяц, год? — Он не знал ответа. Отсюда никто не возвращается. Девушка, так похожая на известную актрису, наверное, давно забыла о нем. Он помнил ее глаза, расширенные от ужаса, когда за ним пришли ночью. Она кричала и рвалась к нему — милая, любимая, единственная. Как много времени прошло с тех пор!

Ты не снишься мне больше ночами, Перестал торопить я годы. Как ты там, обо мне печалишься? Ты дождешься «врага народа»?

Глава 15

От чего портится настроение у мэра

Угорск, наше время

Яков злился, черт его дернул проводить эту пресс-конференцию! Он сам согласовал проведение в Угорске дней области — с выставками, самодеятельностью и прочей белибердой. Не мог Яков отказать себе в очередном празднике. Греков зачем-то настоял, что нужно дать интервью.

— Повод хороший, надо прокомментировать.

Журналистам только палец покажи, они готовы руку оттяпать, одни взгляды чего стоят, буравят почем зря! — нервничал мэр.

Греков объявил, что только пять минут отведено на журналистов, а они уж вцепились в Якова Ивановича, как клещи, как бульдоги, не отодрать.

— Скажите, почему вы так невысоко оценили тот факт, что тринадцатая школа названа лучшей в России? — начал с ходу загонять его в тупик молодой человек.

— Вопросы только по существу, по проведению в городе дней области, — пришел мэру на помощь начальник пресс-службы.

Со школой, конечно, вышла досадная история. Школы в закрытом Угорске сильные, амбициозные, все время участвуют в конкурсах. Вот и стала одна из них лучшей в каком-то серьезном российском конкурсе, пришлось ему ехать с поздравлениями, так Яков Иванович возьми и скажи директрисе:

— Молодцы! Но больше ни в каких конкурсах не участвуйте. Нет в бюджете средств на ваши ближние и дальние поездки. Здесь лучше детей учите.

Директор сначала растерялась, но потом ехидно заметила:

— Это вы так нас с победой поздравляете, Яков Иванович? — И, сложив накрашенные губы трубочкой, словно запела: — Спааасииибооооо.

Правда, уж потом он понял, что сморозил глупость. А его зам по социальным вопросам, бывшая бухгалтер ЖЭКа, вместо того чтобы сгладить неказистость и несуразность его речи, выручить, наконец, захихикала. Ее хихиканье было мерзким, с явной издевкой.

— Ой, Яков Иванович, вы как скажете!

— Как надо, так и скажу, — оборвал он.

— Чего ей-то хихикать, ничего ведь не смыслит в этой работе, только головой кивает, за что и прозвали ее «китайским болванчиком», — пронеслось в голове.

Педагоги наблюдали за гостями, перешептываясь. Они специально нарядились к этой встрече. Дамы выдвигали ножки на высоких каблуках, стояли прямо, как школьные указки, их узкие юбки не двигались, словно запечатанные сургучом.

Весь учительский парад разозлил его еще больше. Он, не церемонясь, вышел из актового зала. За ним шла «китайский болванчик», путаясь кривыми ногами в длинной юбке. Эта история с нелепым поздравлением случилась аккурат после первого сентября, поэтому мгновенно разошлась среди учителей.

— Почему произошел захват пищекомбината? Кому пищекомбинат продан втайне от депутатов? — это уже вступила в диалог Петрова.

— Вопросы по существу, — продолжал горланить Греков, но журналисты его не слышали и не слушались.

— Кому было выгодно отравление Пестерева?

Яков вдруг разозлился.

«С чего я должен перед этими пресмыкаться, объясняться?» — задал он себе вопрос, а вслух произнес:

— Не надо делать из меня идиота!

Греков оторопел, но было уже поздно. Все негативы последних дней Яков выместил на местных журналистах, говорил так, что некоторые из них сначала опешили. Он объяснил, что это местное телевидение делает из него «придурка», показывает только промахи, гнобит его команду. Мэр говорил резко, словно бил наотмашь.

— Нечего тут мусор за властью собирать, шли бы на завод работать, пользы там от вас больше! — кинул он в лицо журналистам.

— Спасибо, Яков Иванович, обязательно прислушаемся к вашему совету, — чуть ли не хором, обрадованно отвечали его собеседники.

Греков онемел. То, что журналисты остались очень довольны интервью, он понял сразу — по блестящим глазам Петровой и знакам, которые делал ей оператор Штерн. А что теперь делать Грекову? Вся его работа пошла насмарку, в утиль, в унитаз. Он не выдержал и взвыл: