Читать книгу "Дикая история дикого барина - Джон Шемякин"

Лечащим врачом у Петра I мог быть только человек со стальными нервами и полностью атрофированным инстинктом самосохранения.

Естественно, что первым архиатром стал Роберт Эрскин (в русском произношении Арескин), шотландец, связанный со всеми экстремистскими группами милого края. Тут, конечно, специфика сказывалась. Во врачи в Шотландии часто шли молодые люди, которых за буйный нрав не брали на королевский флот. Для флота эти молодые люди были не очень подходящи, а вот лечить разных страдальцев с помощью ртути, мышьяковых соединений, пилы, деревянного молотка и слова Божия вполне могли.

Чтобы справиться со страдающим подопечным, врачу следовало быть физически развитым человеком. Особенно в работе с разными психами. Одной рукой удерживая буйного в подвальной лечильне, пригибая его нездоровую голову к столу, второй рукой сверлить ему дырку в черепе «для выпуска излишней сгущённой субстанции, давящей на мозговые жилы», – это вам скажу, психоанализ для сильных телом.

Физическое здоровье шотландских докторов всегда сочеталось с полным непониманием происходящего вокруг. Мол, где это я? что это я тут делаю? – вот что отражал облик шотландского крепыша-медика. Немало способствовало подобному отношению к реальности повальное употребление докторами эдинбургской школы разнообразных психорасширяющих веществ в различных сочетаниях. Тоже шотландская такая традиция. Принять спиртовую настойку опия – и на работу, спасать и врачевать подвернувшихся.

Арескин был ещё и политически активным. Во время второго большого путешествия Петра в Европу Арескина поймали на том, что он находился в тесном заговоре якобитов (сторонников свергнутой династии Стюартов) по свержению английского короля Георга I. Георг только что подавил очередное восстание шотландцев, шотландцы в очередной раз затеяли новый заговор. Особенность шотландского заговора такая: собираются сто человек и обмениваются страшными клятвами. Потом все обнимаются, пляшут, ещё раз клянутся сохранить страшную тайну готовящегося свержения и тайну эту берегут свято. Примерно дня два или три. До тех пор, пока кто-то из заговорщиков всех не выдаст по пьяному делу.

Вот и Арескин оказался в таком страшенном заговоре, и англичане опубликовали выданную традиционным предателем переписку лейб-медика Петра с сепаратистами. Пётр в это время в Гааге, на него все смотрят, Преображенский приказ далеко, пришлось оправдываться за доктора.

По возвращении в Россию доктор немедленно умер.

В 1718 году в Петербург прибыл герцог Ормондский, чтобы поженить одного из Стюартов на хоть какой-то родственнице Петра Алексеевича, Арескин начал активно помогать земляку. Естественно, через три дня все на свете знали о том, что Пётр никак не угомонится и продолжает вынашивать планы по свержению английского короля.

Тут доктор и помер.

Хоронили доктора пышно. Было много цветов, вдова получила 3000 рублей, прилично так попрощались, перед людьми не стыдно было.

Естественно, доктор-шотландец не может жить на чужбине без земляков. Одним из таких земляков Арескина был Томас Гарвин, хирург из Глазго. В Петербурге Гарвин проявил себя настолько ярко, что его быстро отправили в Китай в составе посольства, возглавляемого шведом на русской службе Лоренцом Ланге.

Как только назначение в посольство состоялось, Гарвин публично озвучил цель экспедиции: китайский император, мол, хочет получить из России ценного врача и «действенное лекарство для усиления полового влечения».

Петербургская публика пораженно ахнула. Есть, что ль, такое лекарство?! А сколько стоит?..

Как и полагается человеку из Глазго, Гарвин начал распродажу медикаментов, ещё не выехав в Пекин. Сочетание налитой кровью рожи, коммерческой гениальности и неумения читать – визитная карточка многих моих земляков.

Из Пекина Гарвин сразу отправился в Глазго и через двадцать лет отсиживания совершил карьерный скачок. Его приняли-таки в корпорацию врачей города Глазго. Младшим членом-корреспондентом.

Сильвестра Маллока российская история запомнит по прекрасным исследованиям эпидемических заболеваний в Астрахани. Его в 1740 году прямо на рабочем месте арестовали за шпионаж в пользу Персии. А работал он тогда главным адмиралтейским хирургом, одновременно являясь начальником над «хирургическими частями» армии и флота, держал руку на пульсе рекрутских наборов и флотских нововведений.

Кто там у нас по списку дальше? Маунси (Манзей)! Естественно, глава Медицинской коллегии, естественно, шотландец, естественно, личный врач Петра III. Так удачно себя проявил, что после убийства царственного пациента бежал из России и стал ожидать неизбежную кошмарную расплату. Тут дело было в том, что Джеймс Маунси в течение года лечил императрицу Елизавету Петровну и дождался её относительно нежданной кончины.

Сразу после смерти клиентки, когда прочие ее врачи уже прощались с близкими и исповедовались, Маунси получил от нового императора чин тайного советника и сохранение должности главного царского медика. Это вроде как померла сейчас московская бабушка с трешкой на Краснопресненской, а её лечащему врачу наследники грамоту почётную выхлопотали и машину подарили от чистого сердца.

Петра III долго лечить Манзею не довелось. А ведь какие планы были у врачевателя! Пришлось, как сказано было, бежать, побросав нажитое в России имущество, и поджидать посильного петербургского привета.

Поджидал его Маунси в особом романтическом ключе: построил себе дом у Лох-Мейбена и прорыл из дома подземный ход на всякий случай. Потом, побегав по подземному ходу, репетируя эвакуацию, подумал хорошенько, вспомнил специалистов из Тайной канцелярии и вырыл ещё один подземный ход под домом с «лабиринтом, так что у каждой камеры было по две двери, ведущие порой в тупики и ловушки».

Вот это я понимаю. Вот это человек реально опасался благодарности из России. Не то что нынешние лежебоки. Десять лет ворочать лопатой и катать тачки в кромешной подземной темноте, закусывая хлебцем при огарке! Не каждому кардиологу по плечу. Работа в России всё же значительно меняет человека, делает его вдумчивей, основательнее.

За работу в Петербурге британское правительство решило пожаловать Манзея титулом баронета «за исключительные заслуги перед нашей страной». Хлопотал за врачевателя лично герцог Квинсберри.

Разыскали Маунси в подземном лабиринте, обрадовали награждением. Но копатель подземных убежищ до баронетства не дожил и случайно умер, попив чаю, в 1773 году. Правда, и лет ему было очень много, так что никто не удивился особо.

Не догнав Маунси, Екатерина II поручила всю российскую медицину барону Александру Черкасову. Который, правильно, медиком совсем не был, но (вот совпадение!) учился в Эдинбурге. И именно барон Черкасов провёл переговоры с авторитетными шотландскими медиками по поводу прививания императрицы от оспы.

Выбор авторитетных шотландских медиков пал на врача-квакера Томаса Димсдейла. Признанного авторитета в сфере оспопрививания, автора монографий и пр. Который совсем не хотел прививать императрицу, опасаясь неблагополучного исхода. По этому поводу Димсдейл даже советовался с королём Георгом III. Мол, а что, если, так сказать?.. того, не дай боже! Это же будет скандал! Одну императрицу приморили, теперь за вторую принялись… Может сложиться нездоровое мнение о шотландской медицине в целом!