Читать книгу "Загадка сорвавшейся встречи - Анна Устинова"

— Между прочим, я об этом давно уже сказал, — с апломбом изрек Каменное Муму. — И если бы ты, Маргарита, внимательно меня слушала, тебе сейчас не пришлось бы задавать лишних вопросов.

— Слушай, учитель ты наш жизни, — вытолкнула Герасима в переднюю Варя. — Лучше скорей одевайся. Ой, здравствуйте, Ариадна Оттобальдовна, — совсем другим тоном обратилась она к бабушке Марго. — Как поживаете?

В новостях о Пушкинском музее вообще речи не было. Это и сообщили наутро друг другу ребята. Затем, поеживаясь от сырого мороза с пронзительным ветром, Команда отчаянных в полной тьме направилась к школе. Весь путь от дома до «Пирамиды» Иван и Герасим вдвоем тащили свернутую в рулон новогоднюю газету. Ее атаковали порывы ветра со снегом.

— Марго, — то и дело спрашивал Каменное Муму, — ты хорошо все запаковала?

— Нормально. И прошу больше ко мне с этим не приставать.

— Я просто волнуюсь за судьбу газеты, — не унимался Герасим. — Если она намокнет и там что-нибудь расплывется, наш многодневный труд пойдет насмарку.

— Ну, конечно, — нараспев произнесла Варя. — Наш дорогой Мумушечка чуть своим каменным носом не пожертвовал, когда снимался с Птичкой.

— Я серьезно, а она издевается, — продолжал ворчать Муму.

Тут, к счастью, они подошли к школе. Темный двор был пустынен, словно глубокой ночью.

— Кажется, мы сюда приперлись первые, — сказал Иван.

— Кстати, было бы не так плохо, — дернул на себя дверь Герасим. — Видите, открыто. Сейчас к себе в класс поднимемся и спокойно повесим, пока никто не мешает.

В вестибюле развалился в кресле охранник в камуфляже. Вид у него был сонный.

— Чего, молодежь, так рано? — зевнул он.

— Дело есть, — хмуро проговорил Герасим.

— Ученье — свет, неученье — тьма, — вяло проговорил охранник и снова зевнул.

— Давайте, давайте, — показалась из раздевалки уборщица Елизавета Сергеевна. — Нечего здесь грязью топтать. Переодевайтесь-переразувайтесь.

— Слова «переразувайтесь» в русском языке нет, — мигом вступил в спор Муму. — Надо говорить переобувайтесь.

— Ты меня не учи, — обиделась Елизавета Сергеевна. — Мал еще. И вообще мне во внуки годишься.

— Различие в возрасте — не аргумент, — охватил очередной полемический задор Герасима. — А говорить нужно правильно. Ой!

Это Варвара изо всех сил ткнула его пальцем в бок. Затем они с Марго принялись совместными усилиями заталкивать Муму в раздевалку.

— Осторожней! У меня же газета! — сопротивлялся он.

— Так его, девчонки! — мстительно захихикала старушка Елизавета Сергеевна. — Э-эх, здоровый такой, а хилый.

Герасим надулся, но отвечать не стал.

Разделавшись с куртками и сменной обувью, друзья побежали вверх по лестнице. Шаги их гулко отзывались в пустом школьном здании.

— Ой, а класс-то, наверное, еще закрыт, — вдруг сообразила Варя. — Пошли назад. Надо у Елизаветы Сергеевны ключ взять. А то, боюсь, наша Ольга не скоро появится.

Ребята остановились на лестничной площадке.

— Надо было все-таки Ольгу предупредить, — начал было Муму.

— Марго, — вмешался Луна. — Иди уговаривай Елизавету. Она тебя любит. Попросишь ее открыть класс.

— Объясни, что у нас ситуация, — выразительно глянула на подругу Варя.

— Сейчас она вам устроит ситуацию, — тон и вид Каменного Муму не предвещал ничего хорошего.

— Заткнись, изваяние, — шикнула Варя. — Заткнись, Каменное. Марго, — повернулась к подруге она. — Все-таки попытайся, а?

— Ладно. — И Марго, вздохнув, побежала вниз.

— Не даст она ключи, — проводил девочку хмурым взглядом Муму.

— Если так, то можешь благодарить себя, — откликнулась Варя. — Тебе что, делать больше нечего, как Елизавете русскую грамматику преподавать? Наверняка она обозлилась.

— Но я же не знал тогда, что нам от нее ключи понадобятся, — развел руками Герасим. — Вот если бы вы напомнили мне, что в такое время классы еще закрыты, я совершенно по-другому повел бы себя с Елизаветой.

— Потрясающий человек, — закатила глаза Варвара. — Выходит, Елизавету разозлил ты, а виноваты в этом мы.

Муму буркнул что-то невнятное. Признавать собственную вину было не в его привычках.

— Если класс не сможем открыть, повесим газету в коридоре, — предложил Иван.

— Не хотелось бы, — возразил Луна. — Это все-таки наша газета. Да и зацепить в коридоре не за что.

— Гвозди вобьем, какие проблемы, — откликнулся Герасим.

— Да-да, да-а, Мумушечка, — тряхнула головой Варя. — А потом Тарас Бульба все эти гвозди в тебя вобьет.

— Точно, — развеселился Иван. — Он скажет нашему Муму: «А поворотись-ка, сынку». А потом начнет гвозди вбивать.

Тарасом Бульбой ребята прозвали завуча «Пирамиды» Афанасия Ивановича Майбороду. Он был толстым, огромным и носил пышные казацкие усы.

— С Тарасом связываться не стоит, — решительно произнес Луна.

Тут снизу послышались медленные шаги. Иван поглядел в пролет.

— Поднимаются.

, — Кто? — перегнулись через перила остальные.

— Марго с Елизаветой, — первой разглядела

— Ну, вот, — хлопнул Герасима по плечу Иван. — А ты говорил: «Не даст ключи, не даст ключи».

— И был прав, — с большим чувством собственного достоинства отвечал Муму. — Если Елизавета сама поднимается, значит, ключи Марго не доверила.

Девочка и уборщица достигли ребят. Елизавета Сергеевна тяжело отдувалась. У Марго, шедшей чуть позади, тоже вид был усталый. Победа явно далась ей не легко.

— Бегай теперь из-за них взад-вперед по лестнице, — ворчала на ходу пожилая женщина. — Другие люди как люди. А у этих вечно сюрпризы.

— Это потому что Новый год скоро, — пояснил Герасим.

— У тебя каждый день Новый год, — смерила Муму недобрым взглядом уборщица.

— Совершенно не каждый день, — не унимался тот. — Новый год бывает один раз в году.

В это время Луна наступил ему на ногу.

— Ты чего? — удивился Герасим.

— Заткнись и молчи, — прошептал ему в самое ухо Павел. — Иначе мы действительно в коридоре останемся.

— Ой, Елизавета Сергеевна, мы так старались, так старались, — вкрадчиво прощебетала Варя. — Хотелось всем в Новый год удовольствие доставить.

— Хотелось им, — была очень недовольна уборгцица, что ее заставили лишний раз подниматься наверх. — Ежели каждый начнет поступать, как ему хочет…

Она не договорила. Однако по ее виду всем стало ясно, что Елизавета Сергеевна глубоко осуждает подобное своеволие.