Читать книгу "Кровь Охотника - Дмитрий Силлов"

Я бесшумно спрыгнул на траву и успел удивиться — надо же, она еще и зеленая! И это в ноябре! Искусственная, что ли?

Надо полагать, что спрыгнул я не совсем бесшумно, так как удивлялся не в одиночестве.

Подняв глаза, я увидел питбуля, слегка обалдевшего от такой наглости, — на ночь глядя какой-то тип вторгается на вверенную псу территорию и при этом еще ручку вперед выставляет, мол, все нормально, барбос, мир-дружба-сахарная кость.

На самом деле, выставляя вперед правую руку, а левой осторожно забирая стреляющий нож из зубов, я преследовал строго определенную цель. А именно — проверял на практике сложную наработку, которую до этого проверить не удавалось.

Дело в том, что наш инструктор-кинолог капитан Петренко утверждал, что знает «слово» — так в народе называлось искусство укрощения как хищного, так и сторожевого зверя, кстати, описанное в классике. Помните у Киплинга: «Мы с тобой одной крови, ты и я»? Вот это оно самое и есть.

Когда на тебя собирается скакнуть выбежавшая «из дикого леса дикая тварь», надо представить себя такой же тварью, только гораздо более сильной и опасной, и вложить в тихий, успокаивающий рык вот это самое «мы с тобой одной крови». В практической психологии нейролингвистического программирования это еще называется «разрывом шаблона» — по идее, жертва должна с воплями кинуться бежать, а тут она эдак авторитетно заявляет на родном зверячьем: «Спокойно, мы из одной стаи. А что на двух ногах и пахну перегаром, так я, сам понимаешь, начальник, то есть вожак. Что хочу, то и делаю».

Так утверждал Петренко — и, надо признать, на практических занятиях у него это получалось. Он безнаказанно входил в вольеры к исходящим злобной пеной бойцовым собакам, после чего деловито задирал офигевшему от такой наглости псу верхнюю губу и проверял прикус. Или же ловко подсекал зверюге лапы, валил на спину и начинал чесать ей брюхо, успокаивающе порыкивая. После чего через некоторое время псина начинала повизгивать от удовольствия. Создавалось впечатление, что Петренко реально трепался за жизнь с собаками, и те очень часто отвечали ему во вполне различимых интонациях, мол, задолбала работа, ученики твои бестолковые и этот вольер, в отпуск бы, начальник, а?

Правда, те, кто видел голые руки капитана, исполосованные жуткими шрамами, понимали, что даром такое искусство не дается. Поэтому лично я предпочитал проходить курс работы с собаками и против собак в дресскостюме.

Сейчас же, само собой, толстого дрессировочного костюма на мне не было. Была лишь защищенная рукавом армейской куртки правая рука, причем «защищенная»- это громко сказано. Для раскормленного на хозяйских харчах пита такая защита все равно что бумага. Прокусит и не заметит. Просто натасканные бойцовые псы обычно атакуют именно правую руку человека, блокируя активные действия и в конечном итоге пытаясь добраться до горла. Потому я и маячил перед псиной легкодоступной целью, на всякий пожарный выключив предохранитель на рукоятке и скрытым хватом держа в левой руке стреляющий нож.

Хитрый питбуль, почуявший неладное и вернувшийся с наработанного маршрута, стоял от меня метрах в трех, поигрывая гипертрофированными мышцами, словно опытный кикбоксер перед выходом на ринг. Кстати, мышцы у собаки были нереальными для этой породы — не иначе хозяин подкалывал зверя стероидами. Если это так, то мои попытки договориться вряд ли увенчаются успехом — что у людей, что у зверей избыток гормонов провоцирует неконтролируемую ярость. Но чем черт не шутит, вдруг получится? Не хотелось мне начинать свою миссию с убийства собаки, в отличие от людей твари верной и по-своему честной в бою.

— Спокойно, земляк, — тихо пророкотал я, подражая Петренко и максимально приближая тембр голоса к успокаивающему порыкиванию. — Давай по-тихо- му разойдемся. Ты меня не видел, я тебя — тем более.

Пес стоял метрах в трех от меня и слушал, слегка свесив голову набок. На мгновение мне показалось, что в его пустых глазах мелькнуло какое-то понимание. Но, наверно, мне это только показалось.

Питбуль прыгнул молча, словно стрела, выпущенная из «Гарпуна». Честно говоря, я не ожидал, что собака может так мощно стартануть с места. Тяжелое тело стремительно летело на меня, и думать уже времени не было — дальше работали лишь рефлексы.

Я рывком выдернул из-за спины кулак с зажатым в него ножом-пистолетом. Еле слышно хлопнул выстрел, в руку толкнуло отдачей, и я, словно в замедленном фильме, увидел, как на груди собаки взорвался темный фонтанчик с черной дырой посредине. Тупая пуля патрона СП-4 разворотила грудь собаки и тормознула полет концентрированного комка мышц…

Но этого было мало для того, чтобы полностью остановить атаку.

Пёс упал на траву, не долетев до меня около метра, но тут же как ни в чем не бывало вскочил на ноги и прыгнул на меня снова. Однако скорость его броска была уже не та…

Я резко ушел с линии атаки, одновременно перехватывая нож в правую руку и нанося удар снизу вверх.

Страшные челюсти клацнули совсем близко от моего лица, будто капкан захлопнулся. Но куснуть вторично у питбуля уже не получилось — в его нижней челюсти, почти касаясь шеи гардой, торчал мой стреляющий нож, полностью отработавший в этой схватке свой боевой потенциал.

Пес упал на траву и умер, как подобает бойцу, — молча, без скулежа и свойственных человеку бесполезных просьб о помощи. В его открытых, но уже мертвых глазах все еще плескался боевой азарт, замешанный на чистой, незамутненной ненависти.

Я сделал шаг, наклонился, придержав голову собаки, выдернул нож и вытер клинок о траву. Потом вложил его в ножны, подумал и, встав на одно колено, положил ладонь на глаза собаки. Тепло живого тела согрело остывающие мышцы век, и глаза мертвого бойца закрылись. Достойный враг достоин уважения вне зависимости от того, человек он или зверь.

— Н-да, — раздался со стороны дома задумчивый голос. — Права была сестра, надо было брать обычного волка для охраны дома. Эти модные бойцовые собаки ни на что не годятся.

Я поднял голову.

На широком каменном крыльце дома, расслабленно прислонясь плечом к массивной колонне, стоял Мангуст. В свете вычурных фонарей паркового освещения его фигура смотрелась несколько гротескно. Черная рубашка и свободные брюки того же цвета практически сливались с тенью от колонны и казалось, будто высоко над крыльцом свободно зависло в воздухе мертвенно-бледное лицо слепца.

На месте выдавленных мною глаз была лишь тонкая пленка век, провалившихся внутрь глазниц. Жутковатое зрелище, особенно когда осознаешь, что это твоих рук дело. Но с другой стороны, не я начал на татами бой на уничтожение, в котором если не ты — то тебя. Поэтому, думаю, вряд ли у Мангуста должны быть ко мне претензии. Скорее, это у меня к нему есть некоторые вопросы. Которые я, так и быть, не буду задавать инвалиду, если он добровольно поделится со мной тем, за чем я пришел.

Словно прочитав мои мысли, Мангуст неприятно усмехнулся и отделился от колонны.

Странно… На ринге мне казалось, что он меньше ростом как минимум на голову. Да и с лицом у него творится что-то непонятное… Это тебе не гипертрофированные зубки того клоуна, которого я замочил в коридоре Васькиной квартиры. И совсем не мимолетный глюк, словленный мной во время боя, когда Мангуст увидел зуб, торчащий в моей ноге. Это были натуральные, мощные, звериные клыки, выбегающие из-под верхней губы моего врага.