Читать книгу "Бегляночки и розочки - Надежда Нелидова"

Таня глубоко задышала.

– Я знаю, вы собираетесь сделать из меня свою невесту. (Таня этого вовсе не знала, но подобный вариант, по сравнению с прочими предполагаемыми, её больше устраивал. Она как бы подталкивала брата Бориса к такому решению). Но ведь у вас уже есть невеста. Что, мало одной?

Лучше бы она об этом не заикалась. Страстотерпец выразительно посмотрел на Катерину. Та вышла в сени и вернулась, волоча по полу тяжеленное ведро. Приподняла крышку, наклонила и показала Тане ссохшееся содержимое с клоками знакомых светлых волос. Оттуда ударило таким смрадом, что Таня отшатнулась и забила ногами, насколько позволяли верёвки.

– Я никому не скажу! Честное слово, буду молчать!

– Те-те-те, – мягко попенял брат Борис. – Молчать будем в любом случае.

На крик из кухни выглянула старуха. Оттуда, как из пыточной, дохнуло сухим жаром. На Таню глянули четыре глазка конфорок в голубых трепещущих ресничках. На плите деловито булькали и исходили паром большие кастрюли. Как будто посреди зимы собирались стерилизовать банки для огурцов. Из клубов пара торчали железяки, похожие на шампуры. Таня зажмурилась.

– Пожалуйста, развяжите меня!

– Развязать? – удивился брат Борис. – Не нахожу целесообразным. И не смотрите на меня как на садиста. Я с симпатией отношусь к людям, особенно к девушкам. К тому же девушкам в моём вкусе, каковой являетесь вы, – проходя мимо, Борис провёл ладонью по Таниным волосам. Выбросил окурок в ведро с останками («Однако, запашок»), аккуратно и плотно прикрыл крышкой. Он присел перед Таней, оказавшись на уровне её лица. Близко, жадно заглянул в глаза.

– Что вы чувствуете сейчас, Таня? Правда, происходящее кажется вам, диким, невероятным? Думаете: это вам снится. Или я сошёл с ума, или вы сошли с ума. Вчера вы переживали с подружками, что не сдадите зачёт какому-нибудь Капитонычу. Общались в скайпе с мамой, и она сходила с ума, что у её дочки лёгкий насморк…

Таня притихла. И вдруг исступленно, истерически, отчаянно захохотала. Извивалась, сучила стреноженными ногами.

– Ой, не могу! Как я сразу не догадалась! Капитоныч, препод по постановке голоса! Проговорились! Господи, думаю: откуда лицо знакомое?! Борис… Борис Артёмович, хореограф, кажется? Паричок надели, бородку приклеили, очки сняли. Меня же предупреждали! Экспериментальный класс… Новое слово в искусстве… Мастерство перевоплощения… Искусство импровизации, индивидуальный подход… А Домна Ивановна тогда кто? Пошли вы к чёрту, – зарыдала она без перехода, дёргая спутанными руками и ногами, – разве так можно над людьми?!

– Домна Ивановна Абросимова – бывший декан режиссёрского факультета. Наш уважаемый спонсор и благотворитель, а также бессменный казначей, – с достоинством представил Борис Артёмович. Он растерянно и весело почесал в бородке, вынул из кармана и надел очки. – Однако сей факт ничего не меняет. Ну-с, продолжим, милые сёстры. Домна Ивановна, видеонаблюдение в порядке? Звук чистый, не как в прошлый раз?

Он расстелил на табурете кусок ткани и разложил на нём отвратительные железки. Расстегнул на притихшей Тане блузку и холодным фломастером начал рисовать на груди и животе какие-то закорюки, круги и треугольники. Рисуя, бормотал:

– А Катерина Робертовна – тоже пенсионерка, ранее заведовала кафедрой сценического мастерства. А все мы вместе – отважная горстка уборщиков и ассенизаторов. Взяли на себя неблагодарное занятие убирать нечистоты помыслов и поступков. Нас пока мало. Остро не хватает подпитки, сочной молодой энергии. Такой, какая заключена в вас, Таня… В девушке, которую вы ошибочно назначили мне в невесты. Вы с ней не встречались? Старшекурсница. Тоже рыдала и умоляла её не трогать. Глупышка. Не жалейте плоти – вот её истинная смердящая суть, в ведре.

Женщины разошлись в углы пентаграммы. Враз воздели руки к потолку, тихо завыли, раскачиваясь.

– Хватит, не смешно, устала. Плевать я на вас хотела, слышали? Пошли к чёрту! Ненормальные, одержимые, как весь ваш новаторский бездарный театрик…

За секунду добродушное лицо Бориса Артёмовича налилось чёрной кровью. Рука, зажавшая занесённый над Таней шампур, наоборот, жутко побелела. Казалось, на костяшках вот-вот с хрустом лопнет кожа.

Женщины повскакали из своей пентаграммы, повисли со всех сторон на разъярённом Борисе Артёмовиче. Домна Ивановна навалилась тушей, зажимала рот Тане: «Молчи, разве можно? Для него театр – всё на свете, родное детище…»

Таня орала как резаная.

Таня орала как резаная. Пассажиры вокруг на всякий случай отсели подальше и смотрели только на неё. Вокзальный полицейский, прохаживаясь между пластиковыми креслами, приостановил свой променад и раздумывал: подойти ли к девушке. Делая вид, что ничего особенного не произошло, Таня принялась рыться в сумке: будто что-то искала. Руки у неё дрожали.

Но чемодан у ног полностью реабилитировал Таню в глазах пассажиров и патрульного. Едет куда-то человек, задремал, приснился кошмар – что тут такого?

Вместе с кошельком и косметичкой на пол вывалилась и раскрылась зачётка с крупно выведенной красивой «четвёркой». Отметка стояла в графе «Живая реакция на непредсказуемый поворот событий. Размывание грани между спектаклем и жизнью».

Накануне она зубрила этот предмет, но кто же знал, во что выльются практические занятия?! Зачётку ей вручили под смех и аплодисменты, когда Таня слабой рукой отталкивала от носа протянутую Домной Ивановной ватку с едким нашатырём.

Кто-то хлопнул в ладоши: «Камеры выключили! Всем спасибо!» Развязанную Таню тормошили, целовали, сердечно обнимали. Весело поздравляли с отлично выдержанным экзаменом, обещали блестящую актёрскую карьеру, шумный успех, выгодные контракты. Приветливо улыбалась светловолосая «пропавшая» старшекурсница, закалывая пушистые косы.

Борис Артёмович энергично пожимал, тряс Танину руку, даже от усердия очки с носа упали. И – «Да унесите же, наконец, это ведро с тухлой рыбой, дышать невозможно!» Катерина Робертовна добродушно ему выговаривала:

– Второй, контрольный тур был заведомо лишним, Борис Артёмович. Я вас умоляю: девочка нервная, восприимчивая, эмоциональная… Хотя поздравляю, коллега: раз от разу вы всё убедительнее.

– Дома Ивановна…

– Что, деточка? – ласково склонилась над Таней старуха.

– Вы, вообще, обращались к специалисту по поводу храпа? – прошептала и вторично потеряла сознание.

…Таня удобней перестелила под головой куртку. Ещё один такой зачёт – и психушка ей обеспечена. Не вышла из неё артистка – и чёрт с ним. Идите со своим новаторством куда подальше! Играйте сами в свои чокнутые игры. Лучше в палатке торговать.

Неумолчный вокзальный шум то и дело прерывал металлический голос диктора о прибытии поездов, многократно усиленный эхом под высокими сводами потолка. Под потолком, радуясь теплу, заглушая человеческие голоса и радио, гомонили счастливые воробьи.

Таня свернулась калачиком и уснула на жёстком холодном пластике так крепко, как давно не засыпала.