Читать книгу "Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье - Дженни Нордберг"

Азита считает себя политиком-прагматиком, пытаясь мудро пользоваться тем небольшим капиталом и пространством для маневра, которые есть в ее распоряжении, поскольку она представляет отдаленную провинцию и не имеет личного состояния.

Для избирательной кампании, которая привела ее сюда, один сторонник одолжил ей 200 долларов, чтобы она зарегистрировалась как кандидат. Страх не суметь вернуть эти деньги преследовал ее все время, пока продолжалась кампания. Не имея опыта политической борьбы, она делала все, что могла, чтобы ее имя стало известно в тех частях провинции, куда было слишком опасно ездить, – там, где правил Талибан или местные милитаристы. Азита полагает, что свободное владение пушту помогло ей завоевать место в парламенте, поскольку некоторые из племенных старейшин отдали за нее свои голоса. Она надеется, что хотя бы небольшая доля женщин ее провинции тоже голосовала за нее – с разрешения мужей и отцов.

Теперь, после того как ее перебивали и даже высмеивали за то, что она осмелилась на днях выступить в министерстве образования, где и я была среди слушателей, она стоически сидит в своем кресле, просто глядя в пространство. По логике Азиты, лучше существовать внутри правительства, где у нее по крайней мере есть право голоса, чем кричать о правах женщин, стоя перед баррикадами, где услышать тебя смогут лишь немногие, не считая иностранных журналистов.

Как и Кэрол ле Дюк, Азита ни за что не стала бы называть себя феминисткой. Это очень уж провокационное слово, которое ассоциируется с иностранцами. Ее собственный вид сопротивления несколько иной. Например, она никогда не упускает возможности появиться перед камерами. Молодая и энергичная афганская пресса, бо́льшая часть которой функционирует на гуманитарные деньги, часто просит Азиту комментировать парламентские переговоры, и она никогда не отказывает. Она предпочитает давать интервью на лужайке снаружи здания, поскольку пленум обычно разражается гневным ропотом и жалобами при виде видеокамеры, хотя фотографировать разрешено.

Азита никогда не спорит с коллегами, которые заявляют, что женщинам не следует появляться на телевидении, но для нее именно в этом и заключается весь смысл. Если юноша или девушка где-нибудь в Афганистане видит на экране телевизора женщину, да притом еще избранного политика, это кое-что да значит. Просто показать им, что она по крайней мере существует. Что она – воплощенная возможность.

Азита тщательно следит за своими манерами, на экране и вне его, прекрасно сознавая, что ее внешность и личная жизнь подвергаются придирчивому рассмотрению. То, что она на самом деле говорит или как она ведет переговоры, значит меньше. Соскользнувший платок, небрежное замечание, громкий смех – все это было бы неприемлемо для серьезного политика. Здесь все личное всегда бывает политическим. Она следит за своими коллегами-женщинами и изучает их, постоянно подстраивая собственное поведение под негласные требования и вопросы: Во что она одета? Не слишком ли громко она говорит? Не жестикулирует ли она чересчур активно, когда разговаривает? Не чересчур ли самоуверенна ее походка? Хорошая ли она жена и мать? Сколько у нее сыновей? Выглядит ли она как ревностная и скромная мусульманка? Молится ли она? Сколько раз в день?

Исламскую республику Афганистан чаще всего описывают как строго мусульманское общество. Независимо от личных убеждений, внешность, хотя бы чуть-чуть отклоняющаяся от крайнего благочестия, может повредить репутации и навлечь опасность. Что еще более усложняет ситуацию в преимущественно неграмотном обществе: афганцы часто расходятся во мнении о том, что на самом деле входит в понятие «доброго мусульманина».

Крупнейший орган религиозной власти в стране{53}, Национальный совет религиозных ученых, или Совет улемов, состоит из 3000 представителей со всех концов страны – и у большинства за плечами моджахедский «багаж» 1980-х. Известно, что Совет проповедует все, что созвучно переменчивым альянсам его членов и их политическим целям, часто осуждая присутствие иностранцев и выпуская жесткие декреты, ограничивающие роль женщин в обществе.

Луи Дюпре описывал это противоречие{54} в своей работе об Афганистане: «Ислам, в сущности, не является регрессивной, направленной против развития, антисовременной религией, хотя многие из его интерпретаторов – его человеческий, действенный компонент – действительно могут быть ретроградами и антипрогрессистами». Таково извечное проклятие организованной религии – ее интерпретация нередко служит простым смертным средством, позволяющим контролировать других.

По мнению Азиты, вера есть и должна быть делом личным:

– Я хожу в мечеть. Хожу на пятничный намаз. Молясь, я верю, что Аллах меня слышит и что, если ты помогаешь другим, Он больше тебя любит. Иногда по делам, связанным с работой, я бываю в посольствах, где люди курят и пьют спиртное. Я этого не делаю. Но я не сказала бы ничего плохого о тех, кто это делает. Я полагаю, что у каждого могут быть собственные идеи, собственные убеждения. Моя версия такова, какова есть.

Когда она возвращается домой в конце дня, разнообразные просители уже выстроились снаружи здания, в котором находится ее квартира. В нем нет ни охраны, ни каких-либо иных средств безопасности. Одному нужна работа. Другой просит Азиту быть судьей в семейном конфликте. Все они рассчитывают на угощение и ночлег в ее квартирке на две спальни. По словам Азиты, «будучи членом парламента, ты и гостиница, и ресторан, и больница, и банк».

Избиратели то и дело просят денег в долг. У Азиты нет сбережений, но отказ без попытки хотя бы предложить небольшое возмещение дорожных расходов будет расценен как враждебность. Еще хуже – отказать человеку, которому нужен ночлег. Так просто не делается. Велик риск, что в этом случае проситель вернется в Бадгис, рассказывая, что Азита – ленивый и высокомерный представитель, которому наплевать на свой народ.

Она быстро усвоила это в ходе своей работы.

– Работа женщины-политика сильно отличается от работы мужчины. В течение дня ты – политик, а потом, добравшись до порога своего дома, ты должна быть хорошей матерью и домохозяйкой. Я должна заботиться о своих детях: делать с ними домашние задания, готовить для них, накрывать на стол и убирать. Потом я должна принимать своих гостей и быть для них хорошей хозяйкой.

Она подбадривает себя, готовя ужин на десятерых бо́льшую часть недели.

– Я сравниваю себя с другими женщинами-политиками в мире. Все мы должны усердно трудиться и игнорировать тех, кто говорит, что нам в политике не место.

Ближе к полуночи она, наконец, снова остается одна, все в том же углу спальни, в котором начинала свой день. Только теперь она в джинсах, с коротким хвостиком, в свободной тунике. Она втирает в лицо охлаждающий крем «Пондс», чтобы удалить пудру, теперь уже смешанную с пылью и маслом от газовой горелки, стоящей на кухонном полу. Без косметики ее лицо становится мягче, моложе.