Читать книгу "Бродяга. Воскрешение - Заур Зугумов"

Нежно погладил ее по волосам, обнял за плечи, прижал к себе, как драгоценный сосуд, и молча завел в свою палату.

Когда мы оба оказались сидящими на моей койке, она подняла голову и, взглянув мне прямо в глаза, проговорила с таким состраданием в голосе, что у меня мурашки пробежали по коже:

— Неужели это ты, Заур? Родной мой, ты действительно жив! Боже, как же я рада! Ты даже не представляешь себе, как я рада и как счастлива. Сколько же я пережила и как мечтала о такой вот чудесной встрече! О Боже, неужели все это не сон? Но мне почему-то сказали ребята, что ты чуть ли не при смерти, так, наверное, нужно было, да? Заур, милый, это ты? Я не верю глазам своим…

Она щупала мои руки, плечи, грудь, смотрела на меня сверкающими, как два черных бриллианта, глазами, полными любви и сострадания, гладила меня по волосам своими нежными и добрыми руками, и слезы, как два маленьких ручейка, сбегали с обеих ее щек.

Она все еще не могла до конца поверить в чудо нашей встречи. В тот момент я находился в какой-то эйфории, не успев вымолвить еще ни единого слова. Она прекрасно понимала мое состояние, поэтому и не требовала от меня немедленных ответов на свои вопросы.

«Вот этим и отличаются, наверно, такие близкие, родственные души, как наши», — промелькнуло в моей голове. Я по достоинству оценил ее поведение.

В палате мы были одни, и я знал, что в ближайшее время нас никто не потревожит, но вдруг услышал скрип открываемой двери и обернулся. В дверях стояла моя младшая дочь Хадишка — нарядная, как маленькая принцесса, с двумя огромными белыми бантами, приколотыми к таким же пышным и длинным волосам, как и у матери.

Я был поражен ее взглядом. Ребенок смотрел на меня глазами взрослой женщины. Какое-то мгновение мы разглядывали друг друга, молча улыбаясь, и, честно говоря, я растерялся в тот момент, но меня спасла ее детская непосредственность. С криком «Папа!» она бросилась в мои объятия, зарылась где-то у меня на груди, и напряжение прошло само по себе.

Я успел завязать платком рот, чтобы не заразить туберкулезом дочь, по-прежнему прижимая ее к своей груди.

Первые слова при нашей общей встрече, которые я произнес, были обращены именно к ребенку. Я поздоровался, не преминув сделать комплимент своей дочурке, и понемногу все встало на свои места.

Так втроем на моей больничной шконке мы и просидели, разговаривая несколько часов кряду, пока не появился Вовчик со своими бродягами.

Глава 33

Нетрудно догадаться, что я почти все это время молчал, внимательно слушая рассказы жены и некоторые, по-детски наивные, маленькие дополнения дочери.

Находясь в Самарканде и, как сейчас принято говорить, занимаясь торговым бизнесом, она, естественно, не могла знать, что мать моя умерла, а меня почти тут же посадили в тюрьму. Узнала она об этом чуть позже, когда, закончив дела, приехала домой в Махачкалу. Можно представить себе, в каком она была состоянии, поняв, какая череда несчастий произошла в ее отсутствие.

Джамиля всегда была сильной и умной женщиной. Прекрасно понимая, что легавые, зная о нашей любви и привязанности друг к другу, не оставят ее в покое, полагая, что я мог доверить ей очень многое, она, никому ничего не сказав, кроме моего отца, вернулась в Самарканд.

Дома Джамиля оставила старшую одиннадцатилетнюю дочь Сабину, которая уже давно превратилась в не по возрасту взрослую и практичную девушку, с дедом, убитым горем, а сама, в надежде на то, что легавым не будет никакого резона ехать в такую даль за простыми показаниями жены арестованного, покинула Махачкалу, взяв с собой младшую дочь Хадишку.

Но она просчиталась. Могла ли моя жена знать тогда, прекрасно изучив меня за годы совместной жизни, какие преступления мне инкриминируют менты? Какие силы легавых двух республик будут брошены на то, чтобы сделать нас в глазах закона козлами отпущения? Конечно же нет. Она узнала об этом намного позже, когда они все же навестили ее.

Услышав от приезжих мусоров, в чем меня обвиняют, Джамиля сразу поняла всю абсурдность этих обвинений.

Она была моей женой и поэтому знала, как часто люди страдали просто так, не за понюх табаку, и поэтому сделала все от нее зависящее для того, чтобы менты уехали от нее несолоно хлебавши. Больше того, пока легавые были в Самарканде, она, сама того не подозревая, умудрилась здорово мне помочь, а впоследствии результат ее действий вызволил меня из очередного заточения и в корне изменил всю мою жизнь.

Это ли не перст Божий, оберегающий от ошибок любимых существ?

Узнав от говорливых во хмелю приезжавших к ней легавых о том, что правоохранительные органы обеих республик не только всячески скрывают наше местонахождение, но иногда даже меняют места нашего заточения, Джамиля не стала зря тратить время на мои поиски, решив сначала обосноваться с дочерью в Самарканде, а уж затем, когда она сможет сделать что-то реальное, найти меня и помочь.

Не могут же легавые скрывать нас постоянно? Когда-то и где-то ведь должен состояться суд? Так думала не только одна моя супруга, так думали все те, кому мы трое были дороги, но, к сожалению, как показало время, все они ошибались. Суд действительно состоялся, но никто, даже дагестанские мусора не знали, когда он будет и где.

Они узнали об этом позже, когда нам уже вынесли смертный приговор, а узнав, на радостях решив опередить время, дали ложное известие в газете о том, что в отношении нас с Лимпусом «приговор приведен в исполнение», то есть нас расстреляли.

Поистине верно говорят, что правда порой бывает причудливей вымысла.

Не знаю, каким образом эта газета попала в Самарканд, но Джамиля захватила ее с собой, и теперь она лежала перед моими глазами. Да, не часто в жизни приходится читать в прессе отходняк от мусоров на самого себя. Смею заверить любого, было занятно ознакомиться с собственным некрологом в мусорской интерпретации.

Думаю, не трудно догадаться о том, какой стресс может пережить женщина, узнав, что ее мужа расстреляли, да еще по ложному обвинению! К тому же узнает она это на чужбине и с маленьким ребенком на руках.

Я много раз представлял себе, каково ей было тогда, но уверен, что до конца понять ее так и не смог.

Но «все проходит», говорил когда-то мудрый царь Соломон. Так и для моей жены прошли эти мучительные и тяжкие дни испытаний. Жизнь брала свое, и никуда от этого было не деться. В тот момент, когда бродяги, посланные Армяном, прибыли в Самарканд, Джамиля снимала квартиру напротив фабрики. Занималась коммерцией, жила с дочерью и близкой подругой Светой, которая, кстати, была женой моего кореша, махачкалинского кошелечника Валеры Пискли.

Сначала она, конечно же, не поверила рассказу приезжей босоты, стала показывать газету, некоторые вырезки об этом процессе из других, более ранних публикаций центральной прессы, которые хранились у нее в идеальном порядке в альбоме для фотографий. Но чем больше она слушала их, тем сильнее убеждалась в том, что перед ней не какие-нибудь залетные фраера. Ну а отличить бродягу от фраера или тем более от легавого она умела.