Читать книгу "Во имя Господа. Кто убил Папу Римского? - Дэвид Яллоп"

Бенелли занимал противоположную позицию. Он был убежден, что церковь лишь выиграет, если референдум состоится.

Дискуссии, бурлившие не только в стенах католической церкви, но и по всей Италии, достигли своего пика. Незадолго до самого референдума студенческая группа под названием ФУЧИ, основанная в Венеции одним священником, разослала всем епископам области Венето сорокастраничный документ. В нем приводились убедительные аргументы в поддержку разрешения расторжения брака церковью. Альбино Лучани внимательно изучил этот документ, какое-то время обдумывал приведенные доводы и свой ответ, а потом сделал то, о чем писали все национальные газеты: по всей видимости, распустил студенческую организацию. Многие в католической церкви считали, что он пошел на очень смелый шаг. В Италии радио- и телекомментаторы ухватились за поступок Лучани как за очередной пример фанатизма католических иерархов.

Возмутило же Лучани не само выступление в поддержку развода, а тот факт, что для своей аргументации группа в значительной мере ссылалась на мнение различных церковных авторитетов, ведущих богословов и целый ряд документов, принятых на Втором Ватиканском соборе. Использование последних в таком контексте для Лучани было искажением учения матери-церкви. Он присутствовал при рождении таких документов собора, как «Lumen Gentium» (догматическая конституция «О церкви»), «Gaudium et Spes» (пастырская конституция «О церкви в современном мире»), «Dignitatis Humanае» (декларация «О религиозной свободе»). Может, в современной церкви у заблуждения действительно есть какие-то права, но в Венеции 1974 года для Лучани все еще существовали ограничения на них. И вот за цитатой из декларации «О религиозной свободе», превозносившей права человека: «На всякую гражданскую власть возлагается первостепенная обязанность: охранять и поддерживать неприкосновенные права человека. Поэтому гражданская власть должна взять на себя действенную защиту религиозной свободы всех граждан справедливыми законами и другими подходящими средствами», — следовало утверждение:

«В иных случаях перед церковью вставали серьезные проблемы, касающиеся общества, преодолеть которые, со всей очевидностью, было возможно единственным разумным способом, заключавшимся вовсе не в использовании репрессивных методов, а в принятии моральных и правовых методов, которые направлены единственно к тому добру, каковое тогда являлось исторически возможным: меньшему злу Таким образом христианская мораль переняла теорию справедливых войн; таким образом церковь допустила легализацию проституции (даже в Папском государстве), хотя в то же время это явно оставалось запретным на уровне морали. И так же обстоит дело в отношении расторжения брака…»

Подобное непосредственное соседство таких утверждений в заявлении о том, что католической церкви, сообразуясь с практической целесообразностью, следует принять либеральную позицию по отношению к разводам, Лучани считал недопустимым. Оказалось, что его любимые доктрины Второго Ватиканского собора, как и Библию, можно использовать для подтверждения и оправдания любой точки зрения. Лучани отдавал себе отчет, что поскольку он является главой епископского совета области Венето, то итальянская общественность, принимая во внимание официально проводимую политику, могла оказаться перед дилеммой: следовать ли ей рекомендациям епископов области Венето или епископов остальной Италии. В действительности венецианский патриарх не разгонял группу студентов, как принято считать. Он прибег к способу, который был главным в его подходе к жизни. Он был твердо убежден, что возможно коренным образом изменить оппозиционную группировку, если определить ее центральное звено и устранить. Поэтому он просто перевел на другое место священника, который давал советы студентам.

Вообще-то, как подтвердил мне отец Марио Сенигалья, точка зрения самого Лучани на проблему разводов могла удивить его критиков:

Она была свободна от предрассудков, и широкие массы могли бы не принять ее. Он уважал разведенных людей, и они вовсе не вызывали у него отвращения. Он признавал за другими право жить так, хотя церковь считала это грехом. Возмущало же его то, что в оправдание этого ссылались на Библию.

Как и предсказывал Лучани, на референдуме большинство выступило за допустимость разводов. Такой итог вызвал раскол в церкви, папа публично выразил свое удивление результатами референдума и недоверие к ним, и это породило немалые трудности для тех, кому нужно было как-то примирить позиции церкви и государства.

Для самого Лучани дилемма состояла в том, что он не мог отступить от безусловного подчинения папской власти. Нередко папа занимал позицию, отличную от той, которую разделял патриарх Венеции. Когда же мнение папы обнародовалось, то Лучани считал своим долгом публично высказаться в его поддержку ее. То, как он поступал со священниками своей епархии на основе личных отношений, зачастую не имело никакого сходства с линией Ватикана. В середине 1970-х годов Лучани еще больше приблизился к либеральной точке зрения на проблему контроля рождаемости. Этот человек, который, как считается, заявил по поводу «Жизни человеческой»: «Рим высказался. Дело закрыто», ясно понимал, что дело далеко не закрыто.

Молодой секретарь Лучани, отец Марио Сенигалья, с которым у патриарха сложились доверительные отношения, как у отца с сыном, не раз обсуждал с ним различные случаи с прихожанами. И в вопросах о нравственности Лучани всегда одобрительно отзывался о либеральных взглядах, которые разделял Сенигалья. Позже он говорил мне:

Лучани очень хорошо понимал людей. Много раз я слышал, как он говорил семейным парам: «Мы превратили секс в единственный грех, когда в действительности он связан с человеческой слабостью и пороком и поэтому является, возможно, последним из грехов».

Понятно, что Альбино Лучани не нужны были критики в Венеции. Некоторые полагали, что он больше испытывал ностальгию по прошлому, а не желал перемен. Кто-то считал его «правым», кто-то относил к «левым». Некоторые видели в его смирении и доброте всего-навсего слабость. Возможно, следующие поколения поймут наконец то, что он действительно сказал, а не что, по мнению других, он должен был сказать.

О насилии:

Вырвите Бога из людских сердец, скажите детям, что грех — сказка, выдумка бабушек и дедушек ради их блага, внесите в учебники начальной школы тексты, отвергающие Бога и осмеивающие власть, а потом не удивляйтесь происходящему. Одного лишь образования мало! Виктор Гюго писал, что еще одна школа означает еще одну тюрьму. Все точь-в-точь, как сегодня!

Об Израиле:

Церковь должна также помнить о христианском меньшинстве в арабских странах. Она не должна бросать их на произвол судьбы… Лично я нисколько не сомневаюсь, что народы Израиля и Палестины связаны особыми узами. Но Его святейшество, даже если бы ему этого хотелось, не может говорить, что Палестина принадлежит евреям, поскольку такое заявление было бы политическим.

О ядерном оружии:

Говорят, что ядерное оружие чересчур разрушительно, и если пустить его в ход, это будет означать конец света. Его производили и накапливали, но лишь для того, чтобы «отговорить» противника от нападения и чтобы стабилизировать ситуацию в мире.